Однажды субботним вечером во двор Назара пришли парни из той самой романовской ватаги — Мишка с Васькой. Чинно поприветствовав хозяев, они направились к Мартину. Мишка был страмен левой рукой — она болталась у него, словно плеть, и привязывалась к туловищу поясом. При этом калекой бойкий юноша себя не считал, и поблажек себе не просил. Он был одним из главных частобаев среди старших сельских мальчишек. А Васька, напротив, почти всё время молчал. Как и все романовские, ребята сильно «гэкали» и не к месту наседали на звук «я». Даже там, где его не было.
— Мартинка, ядем завтря с нями на Синь-камянь15, — сходу проякал Мишка.
— Зачем? — удивился Мартин.
— Не догадываешься? Это же не просто какой-то валун. Говорят, он превращает парней в молодчиков. А нам уже по две седьмицы — пора.
— А я не знаю, сколько мне лет. Мать никогда не говорила, а сам не помню, — упирался помощник кузнеца.
— Ну, смотри. Ты как считаешь: девчонки — бесполезные дуры или нужны по хозяйству? — быстро придумал способ определения возраста Мишка.
— Дуры, — не задумываясь, отрезал Мартин.
И тут же, завидев вдали тонкий силуэт Гели, добавил:
— Но нужны…
— Вот, — обрадовался однорукий. — Путь неблизкий, двенадцать вёрст, поэтому выходим перед рассветом, чтобы обернуться к вечеру.
— Только поляна с Синь-камнем — это почти Ценский лес, — вступил в разговор Васька. — Там за каждым деревом — по разбойнику. Говорят, они берут неосторожных путников в полон. А потом отрезают им каждый день по пальцу, и отсылают родным. И так — до тех пор, пока не заплатят выкупа.
— Но с нами будет самый здоровый парень села — отобьёмся, — пообещал Мишка, наконец, объяснив роль Мартина в походе.
— Ну ладно, пойдём, — согласился помощник кузнеца, не испытывавший восторга от возможного свидания с разбойниками, но не желавший показаться трусом.
— Только к Синь-камню с пустыми руками нельзя, — продолжал тараторить однорукий. — Нужно взять с собой жертву. То, что недавно было живым — крыло цыпленка или лапу кролика. Ну, ты понял.
— Поганство какое, — проворчал Мартин, который по причине сурового детства вообще считался мрачным типом.
— Ну да, — быстро согласился Мишка. — Только все так делают. А попу Савве — ни-ни.
С этими слова парни умчались собираться в дорогу. Мартин прикинул, где бы раздобыть жертву. Сходил за косарём, и метким броском прибил огромную крысу, бродившую по двору и пугавшую кошек. У крысы был отрублен противный лысый хвост — гадко, но нести легко.
* * *
Путь к Синь-камню лежал через поля и луга, ручьи и овраги. Так далеко за пределы села Мартин не забредал со дня переселения из старой деревни. Почва намокла от дождей, идти было тяжело — на ноги налипали комья чернозёма.
— Брат объяснил, что нам нужно до Кашмы, а потом вниз по течению до бабьего камня, — рассказывал Мишка.
— Это ещё что? — бурчал невыспавшийся Мартин.
— Не знаю, но сказал, что мимо не пройдём, — продолжал однорукий. — А от этого бабьего дела — в лес. Синь-камень — себе на уме, завсегда меняет место. Где он сейчас — будем искать, прямой тропинки к нему нет.
— И, небось сразу напоремся на разбойников, — вставил своё Васька. — Говорят, после того, как у пленника закачиваются пальцы, они начинают рубить уши. А под конец — секут голову.
— Зато на моего брата после того, как тот принёс дар Синь-камню, девки так и вешаются. Только успевай шею подставлять, — обнадежил Мишка. — По-моему, это стоит пары отрезанных ушей.
С берега реки, на который вскоре выбралась измученная и испачканная компания, можно было часами наблюдать за жёлтыми и красными листьями, медленно плывшими по воде. Но этих часов не было — тучи на небе и ветер не предвещали ничего хорошего.
Бабий камень и в самом деле оказался приметным. По форме он напоминал горку застывших черепков огромного разбитого кувшина. Это место притягивало баб и девок всех окрестных деревень. А может — и не только окрестных. На кусте у камня было повязано столько разноцветных верёвок, ниток и лент, что места просто не оставалось. Досталось даже соседнему кусту.
15
Байловский Синь-камень — мегалит у села Вторая Байловка Пичаевского района Тамбовской области весом около семи тонн. Изначально, видимо, служил языческим капищем. В XVIII веке получил известность как Камень Георгия Победоносца и стал объектом поклонения православных. В рамках борьбы с культовым мракобесием при советской власти был зарыт в землю, но затем откопан. Сейчас стоит в Байловском парке близ Алексиевской церкви и реки Кашмы.