Когда Мартина откопали, у него уже не попадал зуб на зуб. Юноша схватил суму и двинул было своей дорогой. Но дородный купец поманил его к себе. По наивности юноша думал, что сейчас ему вернут копеечку, исчезнувшую в солдатском кармане. Но как бы ни так. После ритуального промокания лысины, купец велел называть его Юдой Трофимовым, придирчиво осмотрел юношу и принялся задавать бесконечные вопросы:
— Любезный, у тебя очень знакомое лицо. Признавайся, где я тебя раньше видел?
— Уважаемый, я из своего села раньше никогда не выезжал. Если вы когда-нибудь были на ярмарке в Преображенском, могли меня там приметить. А больше — негде.
— Значит, Преображенское, — на лице торговца отобразилось такое глубокое раздумье, что он даже престал беспокоиться о своей лысине. — А это же село солотчинской братии, ведь так?
— Так точно, — Мартин так закоченел в санях, что больше стоять на морозе был не в силах. — Только можно я уже пойду. Холод просто ужасный!
— Давай пройдёмся, я тоже замёрз, — Юда Трофимов схватил юношу под руку и повёл к началу обоза.
На тракте было солнечно и ветрено. Санный след заметала позёмка. Сосны бомбардировали сугробы иголками. Стаю вермирей сдуло с ветвей. Стволы от вихря закрутились в спираль.
Купец снова полез к
— Видишь ли, мальчик, я, кажется, знал твоего отца. Тебе сколько лет? Пятнадцать? Шестнадцать?
— Я сирота. А отца никогда не видел, — проигнорировал Мартин вопрос о возрасте.
— Но это не значит, что у тебя его не было, — продолжал беспокоиться купец. — Твоё лицо — просто копия отцовского. И эти солотчинские вотчины… Вы до Преображенского ведь жили в Зарайском уезде, правильно?
— Можете просто сказать, кем был мой отец, и откуда вы его знали? — юноше начал надоедать допрос. — Хотя, скорее всего, вы ошибаетесь насчёт меня. Мало ли на свете похожих людей.
— Да у тебя и характер как у него, — ещё сильнее обрадовался Юда. — Скажи, любезный, а ты никогда не замечал за собой каких-нибудь странностей или особых способностей?
— Господин купец, я простой крестьянский парень, и не понимаю, о каких странностях вы говорите, — Мартин испугался, и решил ни за что не открываться первому встречному. — Мы люди тёмные, и нам странности не положены.
— А зовут то тебя как? Это ты хотя бы можешь сказать?
— Мартин, помощник кузнеца Назара Микифорова.
— Значит, Мартин из Преображенского, — купец никак не мог собраться с мыслями. — Видишь ли… Твоего отца звали Иевом. И он по-своему был великим человеком… Ты обязательно должен поехать со мной в Зарайск, и там много узнаешь о своей семье.
— У меня есть семья? Но как я поеду? Я же монастырский крестьянин, и не в своей воле. Сейчас у меня подорожная в Блиновку. А потом — назад.
— Это не беда. Я тебя обязательно выкуплю, — в голове у купца начал созревать план, а лысина перестала дымиться. — Сейчас я в Пензу, потом вернусь — и к архимандриту Софонию, мы давно знакомы. Если всё получится, к весне ты сможешь получить вольную, и съехать из своего Преображенского.
— Я пока не понимаю, что за судьбу вы мне предлагаете, — голова юноши закружилась. — Но очень хочу узнать об отце.
Остаток дороги Мартин провёл в купеческом обозе. Юда ни о чём не рассказывал до конца, темнил, и втягивал юношу в какие-то козни. Но в целом он оказался не таким уж плохим человеком. Довёз до Каменки, откуда было рукой подать до цели мартинова паломничества. Один и на таком морозе молодой глупый крестьянин точно отдал бы Богу душу где-нибудь в лесу на обочине. При расставании купец вручил новому знакомцу денег на обратный путь. И обругал парня за то, что тот не хотел брать «подачку».
— Ты теперь не просто Мартин, а Мартин Иевлев сын, и принадлежишь не только себе. Ведь на этой дороге нас свёл Господь, — Юда пробубнил короткую молитву и поёрзал шапкой о лысину. — Возвращайся в Преображенское и жди меня к весне, в крайнем случае — к лету. Да сохранит тебя Христос!
* * *
Места, в которые прибыл юноша, были сплошь застроены новыми деревнями. Десять лет назад здесь всё опустошил кубанский погром20. Местных угнали в рабство, и вызволять их оттуда никто не собирался. Вместо этого вотчинники покупали крепостных в соседних губерниях, и заселяли ими осиротевшие земли. Кое-где ещё торчали обугленные остовы, поросшие молодыми деревцами. Но в основном деревни щеголяли только что срубленными избами и бесшабашной неустроенностью крестьянского быта.
20
Большой кубанский погром 1717 года — внезапный набег ногайской орды, кочевавшей районе реки Кубань, в русские регионы Среднего Поволжья. Был осуществлён при поддержке казаков-староверов, указавших степнякам слабости в засечных чертах. Около 40 тысяч ногайцев под предводительством султана Бахты-Гирея, почти не встретив сопротивления, вторглись в Пензенский, Верхнеломовский и Керенский уезды. Там они разорили множество сёл и деревень, угнав в рабство около 18 тысяч крестьян. Однако на обратном пути на орду напали донские казаки, в результате чего отряды Бахты-Гирея были рассеяны.