Как-то они болтали с Мишкой, товарищем по походу к Синь-камню. И помощник кузнеца как бы невзначай спросил:
— Слушай, а что делать, если ты к девке всей душой, а она тебя не замечает?
— Нужно найти возможность с ней поговорить, — отвечал Мишка, который, несмотря на калеченную руку, считался среди парней большим знатоком противоположного пола.
— А если поговорил, и всё равно не замечает? Нарочно так делает.
— Так… Ну, я знаю, о ком ты, — раскусил приятель Мартина. — Могу предложить один верный способ. Ведь все бабы — жадные. Начни ухлестывать за одной, другая взревнует, и она — твоя.
— А со второй что тогда? Той, за которой начал ухлестывать? А если она — тоже моя? За двух девок можно и получить — и от них самих, и от других парней.
— Да, нехорошо, — согласился Мишка. — Тогда можно сделать вид, что тебе самому она больше неинтересна. Тоже перестань её замечать. Она удивится, почему ты сперва за ней бегал, а теперь охладел. А дальше снова жадность взыграет.
Мартин подумал, и решил попробовать. В следующие недели между ним и Гелей выстроилась непробиваемая стена. Он шарахался от хозяйской дочки, и всё ждал, когда же она заметит эту перемену и спросит, в чём дело. Но девушка вела себя, словно это ей безразлично. «Ну и Бог с ней», — разозлился юноша. Отправился к кузнецу и сказал, чтобы тот подыскивал себе нового помощника. Потому что в мае Мартин уйдёт из их дома.
* * *
Тропа к скиту за четыре года почти заросла. Но самое плохое — теперь она переходила в болото. Сначала Мартин решил, что отправился в лес слишком рано, и просто ещё не сошли вешние воды. Но когда жижа местами начала доходить до пояса, юноша забеспокоился. Быть может, этот хорошо знакомый лес теперь непроходим? Повсюду темнели подгнившие деревья, и это точно были дела не нынешней весны. С огромным трудом, перепрыгивая с кочки на кочку, юноша добрался до русла ручья, и обнаружил, что оно перегорожено бобровой плотиной. Зверьки и были главной причиной потопа.
Мартин по плотине перебрался на другой берег, и как мог разрушил за собой затор. Течение, вырвавшись из лесного пруда, победно взвыло. Конечно, бобры немного повозмущаются, а потом всё починят. Чтобы избавиться от напасти, нужно приходить сюда с луком, и не в одиночку. Но сейчас Мартин слишком устал, чтобы устраивать охоту на зверьё, да и оружия у него с собой не было.
Другой берег ручья был чуть выше, и болота там не оказалось. Мартин быстро нашёл остатки тропы, и почти добрался до скита. Ему уже казалось, что он различает сквозь деревья контуры беседки. Но тут юноша пригляделся получше, и оцепенел. Рядом, за ветвями, стоял огромный медведь. Возможно, тот самый князь леса, которого они когда-то встречали с матерью и отцом Митрием.
Бежать было поздно. У медведей в это время года — гон, так что на беспечность зверя рассчитывать не приходилось. Мартин попытался медленно обойти князя, лихорадочно отыскивая на земле какую-нибудь рогатину и доставая из мешка косарь.
— Иди отсюда, медведь. Или как там тебя — бер, — парень попытался вспомнить движение отшельника и махнул на зверя рукой.
Князь недовольно повел ноздрями, зарычал и рванул вперед со всей звериной яростью. Юноша пытался остановить атаку броском топора, но (разумеется) промахнулся. Медведь сделал выпад, Мартин успел отскочить в сторону. Но тут в его колено вонзилась жуткая боль — юношу всё-таки зацепило.
Дальше Мартин себя не контролировал. Почуяв смертельную опасность, кровь заколотилась, растаяла, замёрзла и взорвалась сотнями острых осколков. Воздух стал вязким. Зверь был легко пойман у эту липкую массу, и осколки прошили его насквозь. Он дёрнулся, и затих, скорчившийся, неживой. И к Мартину вернулось сознание. «Господи Боже», — прошептал парень, и сполз по стволу дерева.
Нога болела жутко. Нога болела не просто жутко, а словно отваливалась. Юноша, стиснув зубы, то ли дохромал, то ли дополз до скита, который и впрямь находился неподалёку. У беседки он распотрошил свою суму, разрезал ножом штанину и промыл колено водой из своего бурдюка. Рану он обложил мхом и обмотал какой-то тряпкой. А затем забрался в землянку, и впал в сон на грани беспамятства.
* * *
Мартина разбудили голоса. Кто-то тряс его за плечо и громко шептал:
— Отец Митрий, проснитесь! Нужна ваша помощь! Отец Митрий!
Во сне юноша подумал, что это и есть он — святоша. А Мартина Иевлева никогда не существовало. Но потом в правильности этой догадки начали сомневаться и голоса.