— Но зачем?
— Это я виновата, мне следовало всё рассказать тебе раньше. Я пыталась поговорить, но никак не получалось, ты всё время занят… Они прибыли сразу после твоего ухода и начали расспрашивать о твоих… Ну, о знахарских способностях. А я им всё рассказала. Мартин, я такая предательница, — шмыгала носом девушка, растирая солёную влагу по лицу. — Они сулили отцу много денег на приданое для меня и сестёр… Никакого срочного заказа в кузне не было, отец велел выманить тебя из леса, потому что так хотели эти…
— Но они могли сами явиться в скит и просто увести меня силой.
— Купеческие так и собирались сделать, но потом я рассказала им о раскольниках, и они очень испугались. Пахом и Прохор целый месяц торчали у нас и ждали, пока уйдут староверы. А когда поняли, что ты не спешишь возвращаться, сделали так, чтобы в лесу тебе стало негде жить. Сказали: сам явится, не станем об него руки марать.
— Но как ты могла всё это время шпионить для них? — начинал закипать Мартин. — Это всё ради денег?
— Мне приказал отец, и я не знала, что ты такой… Столько времени прожила с тобой в одном доме, и не знала… Но теперь это не важно. Сейчас прости меня, и беги.
— А как же то, что у нас там было… Или это тоже по приказу отца? — не унимался юноша.
— У нас там ничего не было, Мартин. Ты нерешительный глупый мальчишка. Хотя я…
Дальше он слушать не стал. Просто выскочил во двор и громко хлопнул дверь. Разгневанный вихрь ворвался в съезжую избу и крикнул:
— Мы едем в Зарайск или нет?
Около секретера спорили староста и поверенные.
— Если я его сейчас отпущу, мне — дыба. Так господин приказчик сказали. Приезжайте люди добрые через год, когда всё утрясется. И уберите свои купчие, это моё последнее слово, — кричал Афанасий Погодаев.
Как выяснил потом Мартин, за неделю до его возвращения к старосте нагрянул новый приказчик и заявил, что вся вотчина за недоимки отобрана у обители и отписана в вечное и наследственное владение генерал-майору Ульяну Акимовичу Сенявину. При себе у приказчика был именной Высочайший указ. Но Афанасий, опасаясь подделки, отправил верхового посыльного к монастырскому стряпчему. И тот вернулся с известием, что братия с недоимками не согласна, и разбираться с этим делом предстоит Коллегии экономии и Священному Синоду. А пока людей генерал-майора надо гнать взашей.
Приказчик Сенявина пробовал возмущаться, но был решительно водворен из села. Уходя, этот неприятный тип грозился вернуться с солдатами и предупредил Погодаева, что у него есть копии всех ревизий и описей. И если в ближайшее время что-нибудь из имущества генерал-майора исчезнет, то быть старосте на дыбе. Мартин значился в переписи 722 года во дворе крестьянина Герасима Агафонова. И его исчезновение даже по воле архимандрита Софрония грозило неприятностями. В первую очередь — старосте, поэтому Афанасий упёрся.
— А где человек нового помещика? — спрашивали Пахом и Прохор. — Почему ты не сказал о нём раньше? Мы бы давно с ними договорились.
— Я не знаю, добрые люди, — разводил руками староста. — Наверное, они отбыли к генералу в Питербурх. Уехали буквально вчера.
— Попробуем его догнать. В любом случае, мы вернёмся не позднее зимы, — вскочили поверенные. — Дыбу тебе не обещаем, но в Сибирь сошлём как минимум. Если мальчишку для нас не сбережешь.
* * *
Новый приют в Преображенском Мартин, как ни странно, нашёл у попа Саввы. Тому требовался пономарь, а юноше теперь было всё равно. Священник, конечно, знал о раскольниках и уже написал донос на «отрока, польстившегося соблазнительных коварств». Но блаженных Савва уважал, и поэтому просто предложил заблудшему пройти «вразумление перед возвращением в храм Господень». Мартину снова было всё равно.
Правда, жить пришлось в одной пристройке с противными старухами, которых хватает почти при каждой православной церкви. Но они ограждали юношу от многочисленных желающих получить благословение. А человеку без сана заниматься этим было нельзя (да и не хотелось). Неприкаянная душа вразумлённого отрока металась, и требовалось много времени, чтобы вернуть ему возможность поступать мудро.
— Не горюй, Мартин, — утешал приятеля однорукий Мишка. — Найдешь себе другую бабу. Ведь по сути они всё одинаковые. И те, кого любишь, и те, на ком велят жениться. И шалавы, и недотроги. Поверь, в таких-то делах я разбираюсь. Да и в святцах, как говорят, написано: «И едино естество женьское есть»27. Вообще, паря, — эта предательница тебя недостойна.
27
Цитата из «Повести о Петре и Февронии», написанной в середине XVI века русским православным монахом Еразмом (Ермолаем) на основе устной легенды после канонизации князя Петра и крестьянки Февронии Муромских.