Так закончилось самое счастливое лето в жизни Мартина. А в начале следующего года он сжёг свою мать.
Глава третья. Дуболго
Генваря 8 дня, 1724 года, село Большое Пичаево, Преображенское тож
В мордовской крестьянской семье были два старших брата и младшая сестрёнка по имени Дуболго Пичай. Их родители умерли, а братья вскоре женились, и привели в дом своих благоверных. Но золовки заподозрили, что девушка — будущая ведьма, и невзлюбили её. Однажды жёны дождались, когда братья уехали на охоту, и позвали Дуболго с собой в баню (разумеется — мыться). И там вместо воды окатили голую колдунью расплавленным воском из чана. Та упала словно подкошенная — воск покрыл её тонким слоем, залил уши и горло.
— Беда стряслась, ой беда, — такими словами встретили коварные женщины своих мужей. — Ваша сестрица внезапно лишилась чувств, и умерла.
Братья глядят — лежит Дуболго на лавке словно живая, только глаза закрыты (что самый верный признак погибели). Зарыдали они, и отнесли упокойницу на высокий холм с видом на реку. Возвели там над гробом крышу, оставили два лукошка пшеницы с двумя чашками воды, да вернулись домой.
По случаю через этот холм ехал юный мордовский князь. Его конь учуял пшеницу, и потянул наездника в сторону. Князь заинтересовался, приоткрыл гроб. Смотрит: лежит в нём мертвая ведьмочка неописуемой красоты. А князя в дороге сопровождала его кормилица.
— Что-то с этим телом не так, — говорит старушка. — Давай возьмём его с собой и покажем нашим знахарям.
Пока скакали в терем князя, кормилице пришла в голову одна мысль. Как прибыли, приказала она слугам отнести мёртвую красавицу в баню (разумеется — мыться). Натопила там посильнее, раздела девицу и начала хлестать веником. А у той на тёплом полке руки и ноги размякли. Потом смотрит старушка — у покойницы из ушей и изо рта воск закапал. А как он вытек, Дуболго задышала и вскоре очнулась, словно ото сна.
Хотела девушка вернуться домой и посчитаться с невестками-предательницами. Да князь не пустил.
— Судьба свела нас не для мести, — сказал вождь. — А для любви. Выходи за меня. А то, что ты ведьма — так это ещё и лучше. Здоровей и сметливее будут наши дети11.
* * *
Беда одна не приходит. Вскоре село узнало, что девка Васса, живущая на дворе покойного Герасима Агафонова, снова беременна. Для нравов патриархальной общины это был перебор — ведьма, да еще и гулящая. Среди воров, зимовавших в селе, находились люди свободных нравов, державшие по жене в каждой деревне Приценья. Некоторые селяне при живой супруге занимались кровосмешением со своими снохами, особенно, если сыновей забирали в рекруты. И подобные шалости не казались великим грехом, если не рассказывать о них попу Савве. Но Васса собиралась родить уже второго ублюдка, причём от разных отцов. И залетела на этот раз от монаха. Скандал был почти уездного масштаба.
Тем временем из уезда (из самого Тонбова) в Преображенское прибыл дознаватель. Но не по душу Вассы, а разбираться со взрывом погреба. Важный гость сразу вызвал на пытку Мирона Герасимова, нового главу семьи и среднего сына виновника происшествия. С допроса Мирон вернулся весь чёрный и больной, посмотрел на живот захребетницы и рявкнул:
— Пошла вон!
Рассчитывать на помощь отца Митрия не приходилось. Как только по селу разлетелся слух (все же понимали, к кому ходила Ульяна всё лето), отшельник убрался каяться в Солотчу. Можно было не сомневаться, что донос попа Саввы на прелюбодейство уже лежит на столе архимандрита.
«Вот и пособирали целебные травы», — зло думал Мартин о матери, которая упорно предпочитала необычных мужчин. Видимо, выбирая только тех, кто мог ей дать лишь новые горести и боль.
С великим трудом, и после долгих уговоров, домашним бабам удалось добиться для Вассы и её сына разрешения убраться не на улицу, а обратно в хлев. Стоял декабрь, сквозь дыры меж бревнами забивался снег. Мороз превращал кожу в слюду. И даже привычным к холоду ведьме и её выродку спать в сарае было тяжело. Печь отсутствовала, а костёр разводить (разумеется) было нельзя. Одеяла и тулупы не помогали. Сердобольные бабы вечером передавали им горшки, набитые горячими углями. Их хватало до полуночи. Дальше приходилось вставать каждый час и отчаянно прыгать, разогревая конечности. Иначе утром можно было не проснуться.
— Спите с коровами, — советовали бабы. — От них тоже тепло.
— Корова глупая, в темноте развернется и зашибёт. — возражал Мартин. — Хорошо, если насмерть. А нет, так до конца дней будешь на одной ноге прыгать, или останешься дураком с приплюснутой башкой. Лучше замерзнуть насмерть, чем такая жизнь.