— Опять головой?
Антонин фыркнул, небрежно присел на стол.
— Нет, на этот раз рукой. Я толком‑то и не вникал… легкий перелом, кажется, но мадам Кохен сказала, что жить будет.
— Отрадно, – вздохнул Том, сосредоточенно оглядел стеллаж. – Так, вторая полка, пятнадцатая слева…
Перо на пергаменте послушно записало эти слова, брови Антонина удивленно приподнялись.
— Это что?
— Отмечаю, где остановился.
— Что?
Том внимательно оглядел Антонина, спросил прищурившись:
— Ты случаем сам с саней не падал?.. Отмечаю, чтобы не запутаться. Я веду учет стеллажей и полок первого яруса, книги с которых я уже прочел.
Антонин оглядел немалый ряд стеллажей по левую руку от Тома, шумно сглотнул.
— Эти, я так понял, ты уже прочел?
— Верно, понял, – кивнул Том, глянул на стеллажи справа, констатировал: – Осталось чуть меньше половины. Надеюсь, к концу февраля закончу.
Левый глаз Антонина нервно задергался, посмотрел на Тома как на умалишенного, спросил осторожно:
— А потом… что?
— Потом примусь за второй книжный ярус.
— А почему не сейчас… ну, сразу за второй?
— Всему свое время.
Видимых границ или ограждений между библиотечными ярусами никогда не было. Том сам их воздвиг, твердо решил, что не ступит на второй, пока не перечитает все книги на первом ярусе.
Колени Антонин подогнулись, на ощупь нашел пальцами табурет, пододвинул под себя и замедленно сел, с открытым ртом уставился на Тома.
— Не–е-ет, – выдохнул он несколько минут спустя, когда голос к нему вернулся, – нельзя тебя одного надолго оставлять. Совсем пропадешь. Ты имя‑то хоть свое помнишь?
Том ответил не сразу, замолчал на время, пока мимо проходили пуффендуйки. Первой с высоко вздернутым подбородком прошествовала Маргит Рант, следом, тихо пересмеиваясь, видимо, подшучивали над заносчивостью подруги, семенили Тамиш и Боумен.
— Даже если бы и забыл, – заметил Том шепотом, покосился на девочек, – то ты уже проговорился: поприветствовал меня по имени. Так что верный ответ «Том».
Антонин с трудом отвел взгляд от удаляющихся пуффендуек.
— Ладно, умник. А мое?
— Антонин, отвяжись, – рыкнул Том, беря с полки новые книги.
Антонин воздел лицо к потолку, артистично взмахнул руками.
— Слава, Агриппе! А Руквуда помнишь?.. Хотя таких личностей иногда забывать полезно.
На этот раз Том проигнорировал его слова, сел за стол, принялся листать фолианты, самопишущее перо приготовилось к конспектированию. Антонин от скуки постучал костяшками по табурету, нетерпеливо поерзал, вытянул шею, поглядывая за пуффендуйками, что устраивались за одним из библиотечных столов.
— Том, извинишь, я пойду кое–кого поприветствую…
Том поднял голову, перехватил взгляд Антонина как раз тогда, когда Анна Боумен посмотрела в их сторону, так же поспешно отвернулась.
— Кого? – опешил Том, уточнил с ужасом: – Боумен?!
— А что?
Том уткнулся в книгу, чтобы скрыть изумление, ответил нарочито безразличным тоном:
— Ничего. Просто удивляюсь, когда ты успел?
— Так на Зельеварении же… – принялся объяснять Антонин. – Помнишь, мы с тобой местами поменялись, а я теперь сижу как раз перед Анной. Скажу тебе, не ладится у нее с зельями, но в целом и общем девочка хорошая…
— Гм, даже слишком хорошая, – отметил Том скептически. – Не увлекайся болтовней, я уже скоро управлюсь.
— Я мигом.
Антонин моментально подскочил с табурета, привычно размашистым шагом. Том, не поворачивая головы, одними глазами покосился в сторону пуффендуек, с шумом выдохнул. Вновь попытался вникнуть в смысл трактата, но безуспешно, с раздражением захлопнул фолиант. Быстро скрутил свиток с конспектами, запихнул перо и чернильницу в сумку, вернул книгу на полку. Уже через минуту покинул библиотеку, и сразу направился к ближайшей лестнице.
На следующем этаже его догнал запыхавшийся Антонин.
— Ты чего так быстро? Я только поздороваться и успел…
— Я предупредил, что скоро закончу, – процедил Том. – К тому же я тебя с собой не звал, мог бы продолжать любезничать.
Антонин с изумлением посмотрел на него, но прикусил язык, умолчал уже готовую саркастичную шутку.
В Общей гостиной они нашли Августуса и Сенектуса, напротив них, на диване, устроился Элджи. Том ожидал увидеть что угодно, только не это: и с перебинтованной рукой Элджи улыбался так, будто совершил подвиг и с минуты на минуту ожидал награды.
— …последний раз повторяю, я не нанимался в няньки, – бунтовал Августус, бледное лицо пошло лиловыми пятнами.
Сенектус всплеснул руками.
— И слава всем святым, что не нанимался: в миг лишился бы гонорара. Хоть убей не пойму, как можно было не заметить…