В этот момент мне впору было тихо сесть в уголок и попытаться отключиться от реальности в благой нирване. Дело в том, что художественные творения Сони всю сознательную жизнь для меня, грешного, искусство непостижимое. Именно потому я стараюсь с ней и ее верными поклонниками эту тему не обсуждать – живее буду, потому как Соня за каждый свой самый жуткий, на мой взгляд, шедевр запросто может придушить.
На время обсуждения Мари и Сони высокой темы Сониной живописи я вышел в сад послушать пение птиц, насладиться ласковым весенним солнцем, а заодно неторопливо обдумать план дальнейших мероприятий.
Глава 5. По пути к Шильону
Между тем открытие Сониной выставки заранее ожидалось, как некая великая сенсация. Последние ее полотна относились к категории «ужастиков». Представьте себе: красивая, милая и вполне благополучная Соня, проживающая в симпатичнейшем шале в зеленой зоне Москвы, создает картины, очень далекие от житейской гармонии и мирных красок бытия. Уж про них точно не скажешь, что «эти полотна радуют глаз» – все с точностью до наоборот.
То она малевала отдельные органы человеческого тела, извлеченные патологоанатомом в одном из городских моргов столицы, то вдруг начинала видеть мир в неуправляемых линиях багровых оттенков, а то персонажи полотен превращались у нее в диковинные, не совсем пропорциональные создания с тоскливыми глазами.
На этот раз Соня обустроила свою выставку в подвале Шильонского замка – там, где когда-то проводил свои дни в неволе знаменитый Бонивар. Дав парочку интервью накануне открытия, она небрежно отметила, что данная выставка – плод ее потрясения от балета Стравинского «Весна священная», который с самого своего рождения имеет славу скандального и далеко не каждому понятного. Как некогда судьба Бонивара сподобила Байрона создать гениальную поэму «Шильонский узник», так и ее, скромную Соню Дижон, великий балет вдохновил на серию картин под тем же названием – «Весна священная».
Признаться, я рискнул взглянуть одним глазком на главный шедевр данной выставки под названием «Избранница». Полотно можно описать следующим образом: главная героиня – девица, которую заготовили в жертву своим богам злыдни-язычники, жутко костлявая и непристойно полуобнаженная, скрючившись, лежала на камне, и все ее по-мужицки мускулистое тело в рваной робе было то ли перепачкано чем-то багровым, то ли просто с него уже успели содрать кожу. При этом на макушке избранницы ее буйные лохмы были вполне по-современному собраны в роскошный конский хвост, а на лице кривилась таинственная ухмылка. Сами понимаете, что второй глаз я открывать воздержался.
Два дня после нашего приезда в Монтре моя Соня в буквальном смысле слова не вылезала из темниц замка, эффектно обустраивая каждое полотно у изножья мрачных колонн и в каменных нишах с использованием разнообразной подсветки в самых неожиданных местах. Когда все было готово к открытию, великая художница довольно потирала руки: «Вот увидишь, как всегда, о моей выставке будут кричать все газеты и журналы. Не зря меня прозвали Соня Шок». Само собой, с этим я согласился.
Я взглянул на часы на своем запястье – стрелки показывали двенадцать сорок семь. Открытие выставки – через с час с лишним, стало быть, сейчас Соня отправится в замок, чтобы быть на месте заранее и еще раз все проверить-перепроверить, под финиш пару раз стукнув кулачком по дереву. Разумеется, я буду сопровождать свою дорогую подругу, а в таком случае…
– Дорогой, ты готов идти?
– Всегда готов!
Все было точно по моему предсказанию. Я вернулся в дом, обнял Соню, поцеловал ее в щечку, махнув рукой Паскалю и Мари:
– До встречи в Шильоне!
– До встречи, дорогие!..
День продолжался. Мы с Соней неторопливо брели по аллее набережной к знаменитому замку. Тридцать минут пешеходной прогулки, и достигнем замка, окунувшись в волнение и заботы выставки, а пока что у нас было время, щурясь на солнышке, мирно обсудить последние новости.
– Между прочим, сегодня, как только проснулась, я тут же вспомнила наш ночной допрос в полиции и припомнила все детали. И знаешь, что мне пришло в голову?
Соня неторопливо шла, подставив огромные черные очки в пол-лица нежным лучам солнца, улыбаясь своим мыслям, которые пришли к ней в голову поутру и которые она теперь собиралась изложить мне.
– Понятия не имею, дорогая, но было бы интересно это услышать.
– Так слушай. Помнишь, ведь этот Савелий сидел на лавке в полном облачении Щелкунчика, словно только что сошел со сцены.
– Ну да.
Она мудро вздернула бровь.