— Вы полагаете? — вырвалось у Василе, и он сразу об этом пожалел. Ему почудилась издёвка в словах поручика, но тот смотрел на его лицо, как смотрят в книгу на незнакомом языке, пытаясь найти хоть одно знакомое слово.
— О-о-о, что за восхитительные бутоны расцвели на ваших щеках? — протянул поручик без улыбки. — Неужто вы до сих пор ни разу не стягивали кружевных панталончиков со стройных ножек?
— Я не готов обсуждать это с вами, поручик, — Замфир откинулся на спинку и сложил руки на груди. Теперь у него горели не только уши, но и щёки.
— Удивительно, — покачал головой Сабуров. — Потрясающая целомудренность у такого столичного щёголя! Кстати, насчёт поручика. Помните, я пообещал вам, что мы выпьем ещё один бокал до дна, и более я вас принуждать не буду? Я сдержу слово.
Он разлил по рюмкам коньяк и встал.
— Пора выпить братскую. Вставайте.
Замфир встал перед поручиком. Сабуров выставил локоть, будто предлагал сублейтенанту прогуляться.
— Пропускайте руку так… Вот, а теперь до дна!
Едва Замфир отодвинул опустевшую рюмку, Сабуров, не дав опомниться, впился ему в губы. Замфир знал об этом диком русском обычае, инстинктивно попытался отстраниться, но рука поручика крепко удерживала его затылок. В нос ударил запах вежеталя и чистой кожи, усы больно укололи верхнюю губу. Поручик отпустил его и сразу протянул руку:
— Константин!
— Василе, — ответил Замфир.
— Вася! — Сабуров радостно хлопнул его по плечам. — А как будет Константин по-простому? Как бы ты звал друга? — Сабуров сменил "Vous" на "Tu" и Замфир решил не обращать на это внимания.
— Костел, — ответил он.
— Теперь ты — Вася, а я — Костел. Всё, больше никакого насилия, клянусь!
Коньяк делал своё дело. Он тёк по венам, согревал и расслаблял. Замфир стянул мундир. Сабуров рассказывал, как учился в авиашколе в городе с каким-то турецким названием, и как получил в день выпуска погоны поручика. Он щедро пересыпал французскую речь русскими словами, но Василе его понимал, и даже пролетарское грассирующее "эр" больше не резало слух. Остывшие плачинты были не менее вкусные, чем горячие, им отлично шёл пересыпанный красным перцем шпик, не хуже, чем к седлу барашка бургундское гран-крю.
— Давай за почечную колику Его величества императора Франца-Иосифа! — Сабуров поднял полную рюмку. Замфир подхватил свою.
— А у него почечная колика? — заинтересовался он.
— Не уверен, — ответил Сабуров, — но теперь непременно будет.
— До дна, — решительно кивнул Замфир.
— Вот это по-нашему, — обрадовался Сабуров и вылил коньяк в рот.
Потом они выпили за подагру болгарского царя Фердинанда, французский насморк кайзера Вильгельма. После тоста за мужскую немощь султана Мехмеда Пятого Сабуров поднял палец вверх. Замфир задрал голову, но там не было ничего, кроме качающегося потолка с круглым выключенным плафоном.
— Кстати про мужскую немощь. Ты, друг мой Вася, ей, надеюсь, не страдаешь?
Замфир мотнул головой и его замутило, потом потянуло. Он быстро перебирал ослабевшими ногами, а крепкие руки поручика берегли плечи сублейтенанта от падающих на него стен. Вагон больше не стоял у платформы "Казаклия", его качало на волнах, и у Замфира начался приступ морской болезни. Глотка наполнилась едкой кислотой.
— Ой-ой-ой! — сказал голос поручика прямо в ухо. — Только не здесь. Держись.
И Замфир держался. В лицо ударил свежий воздух, он пах густой травой, навозом и дымом от костра. В темноте уютно светилось окно в комнате Виорики, а в его комнате не горело. Там была кровать с чистым ароматным бельём, аппетитные запахи с кухни, ласковые руки Амалии, ставящие перед ним тарелку с чорбу, и припухшие со сна нежные девичьи губы, которых он ещё не касался, но уже всё про них знает. За спиной — прокуренный вагон с полковым священником, больше привычным к "Упокой, Господи…", чем к "Многая лета…", острые запахи кожаных портупей, оружейной смазки, порохового дыма, впитавшегося в одежду.
Замфир стоял на границе двух миров. Шла война, и его тянули в тот, что за спиной, а он хотел в тот, что впереди. Он не готов, ему рано, он ещё не проверил, правильно ли он представил вкус губ Виорики. Он бы побежал, но ноги не слушались. Замфир шагнул на ступеньку, она оказалась очень скользкой. Сильные руки подхватили его под мышки и аккуратно поставили на землю. Упёршись в колени, Василе изливал кипящую желчь с соляной кислотой в канаву под насыпью, а Сабуров придерживал под грудь, чтоб сублейтенант не забрызгал сапоги.