Василе уже пожалел, что поддался странному желанию увидеть своего случайного знакомого. Ничего, в сущности, их не связывало, кроме бутылки коньяка. Он замедлил шаг и совсем уже было собрался покинуть это жуткое место, как из-за ширмы вышла сестра милосердия в белом монашеском платке.
— Что вам угодно, господин сублейтенант? — спросила она, взглянув на его погоны. Её безупречный французский, спокойное достоинство в голосе и движениях говорили о благородном происхождении. Под глазами на некрасивом породистом лице лежали глубокие тени. Не дожидаясь ответа, она подошла к верхней койке, тонкими пальцами с коротко остриженными ногтями достала судно. Замфир с потаённой тоской отмечал детали: грубое сукно её иноческого одеяния, застиранные пятна крови, огрубевшая кожа изящных рук, давно забывшая о дорогих кремах.
"Эта жизнь не для таких, как она" — подумал Василе, а вслух сказал:
— Сублейтенант Замфир, к вашим услугам. Я ищу товарища, поручика Сабурова. Мне сказали, он здесь.
Сестра указала на одну из коек.
— Штабс-капитан Сабуров. Только прошу вас, не утомляйте его долгими разговорами. Замфир учтиво кивнул. Без её помощи он друга Костела не нашёл бы.
Новоиспечённый штабс-капитан отвернулся к окну, натянув одеяло до ушей. Голова его была плотно забинтована, в промежутках между бинтами в жёлтых пятнах дезинфицирующей мази торчали пучки слипшихся волос. Они сально блестели и совсем не походили на русую шевелюру Сабурова. Загипсованную ногу ремнём притянули к раме верхней койки. Василе склонился над раненным другом.
— Костел… — нерешительно позвал он.
Сабуров нехотя повернулся.
— Вася? Мой румынский друг, рад видеть, — сказал он неискренне. Лицом штабс-капитан походил сейчас на забулдыгу после крепкой взбучки — одутловатый, желтушный, с длинным шрамом через щёку, перехваченным грубыми стежками. Левый глаз под набухшими веками налился кровью. — Зачем ты здесь? Мундир запачкаешь.
— Не говори глупости, Костел.
Замфир завертел головой в поисках табурета.
— Садись на край, места хватит, — Сабуров подоткнул одеяло и немного сдвинулся к окну. — Кто выдал?
— Художник. Любомир… Фамилию забыл.
— Любка, трепло, — пробормотал Сабуров по-русски, но Замфир догадался.
— Почему ты не послал за мной? Я б собрал корзинку, как в прошлый раз. Кажется, стряпня госпожи Амалии была тебе по вкусу.
— Прости, друг мой, задремал. Анна Львовна ставит такие уколы, что спишь от них сутками.
Замфир выглянул в проход. Сестра милосердия за ширмой складывала чистое бельё.
— Не удивился бы, узнай, что она ваша принцесса, — сказал Замфир.
— У нас говорят: Великая Княжна. Нет, Вася, хоть ты и не далёк от истины. Её сиятельство — княжна, но не великая, хоть и древнего рода. Как жизнь твоя? Смотрю: загорел, возмужал, в плечах раздался. Сельский воздух действует благотворно.
Замфир стыдливо отвёл взгляд. В голосе Сабурова ему послышался упрёк.
— Как крепость? Сдалась? — не унимался штабс-капитан. — По глазам вижу, что выкинула белый флаг.
— Ничего достойного упоминания, — сухо ответил Замфир. — Лучше расскажи, что случилось с тобой.
— Ничего достойного упоминания, — в тон ему ответил Сабуров. — Упал. Всё одно, что с кровати свалиться, только очень высокой.
— Матерь Божья, — Замфир мелко перекрестился. — Аэроплан разбился?
— В труху, а я, видишь, жив. Покрепче моей птицы оказался. Эх, жалко "Ньюпор", такой красавец был!
— Представить себе не могу, как это… Ничего непоправимого?
— Пара царапин. Правда флотский коновал хотел мне ногу отнять — не дал. Везу к кишинёвским хирургам, как великую ценность — мне ей ещё с невестой танцевать.
— У тебя есть невеста?
— Конечно есть, — Сабуров растянул распухшие губы. — Надо только выбрать, какую из них под венец поведу.
При прошлой встрече такое бахвальство его бы задело, а сейчас он чувствовал свою общность с удачливым в любви штабс-капитаном, ведь и у него теперь есть своё тайное знание.
— Бонвиван! — Замфир в притворном осуждении покачал головой. — Расскажи лучше, как это было.