Когда Оснегги вернулся, был вечер, и Адальберга набросилась на него с кулаками:
– Мне плохо! Мне плохо! Где ты шлялся?
Он только пожал плечами и перехватил ее запястья.
– Не надо драться, ты устала.
Она обвисла в его объятиях, всхлипнула.
– Тебя нет, никого рядом нет… Моя сестра умерла.
– Тебе-то какое дело до твоей сестры? – удивился Оснегги. – Только не говори мне, будто ее смерть тебя огорчает.
– Не ее смерть, а моя жизнь, – сказала Адальберга, высвобождаясь. – Все было напрасно.
– Не совсем, – хмыкнул Оснегги. – Я сейчас толковал с Бризбарром и Дрогоном.
Он назвал имена двух последних любовников своей хозяйки – у обоих были отличные отношения с ее прислужником, а за Дрогона Оснегги даже просил: тот хотел, чтобы Адальберга выкупила хотя бы часть его контракта. Впрочем, скупая дама отказала, даже не дослушав просьбу до конца.
Оснегги поднял Адальбергу на руки, отнес в постель. Она улеглась не раздеваясь, в том самом платье, в котором вчера долго бродила по поселку и окрестностям, а сегодня бесилась в доме. Закрыла глаза, попросила подать вина. И легко заснула.
Оснегги разбудил ее, прикоснувшись краем бокала к ее губам.
– Выпей и выслушай меня. Адальберга! Ты должна меня выслушать!
Она открыла глаза, недовольно мотнула головой, пролила немного вина себе на грудь.
– Пей, – повторил Оснегги. И когда она повиновалась, продолжил: – В Королевстве война. Сегодня только об этом и толкуют. Вейенто вторгся в Королевство, захватывает одно поместье за другим и скоро подойдет к столице. Элизахар ушел из герцогства Ларра. Пытается догнать Вейенто и разделаться с ним.
Адальберга фыркнула:
– Предлагаешь мне сделать ставку?
– Нет.
Оснегги пристально посмотрел на нее. Она непонимающе пожала плечами:
– По-твоему, меня должна волновать судьба Вейенто?
– Не Вейенто. Элизахар ушел из своих земель. Ты плохо слушаешь меня! Пока Элизахар бежит вслед за Вейенто, кусая его за пятки, точно вздорный пес, ты можешь захватить Ларра.
Адальберга широко распахнула глаза.
– Думаешь, такое возможно?
– Ларра – три деревни и замок. В замке – человек пять гарнизона и слепая герцогиня. Ну и твоя матушка, разумеется, но она уже старуха, так что ее можно не считать. Собирая армию, Элизахар снабдил ее и продовольствием. Угадай, где он взял хлеб и прочее для своих солдат?
Адальберга села в постели и резко, царапнув, ударила своего любовника по скуле.
– Я не желаю угадывать! Если знаешь, говори! Не играй со мной!
Оснегги потянул шнуровку у нее на груди, распуская корсаж. Скула у него горела, и он ощущал знакомый жар в груди – желание стиснуть эту женщину так, чтобы у нее хрустнули кости, подмять ее под себя, овладеть ею.
– Элизахар, – прошептал ей в ухо Оснегги, – забрал урожай в своих деревнях. Он прошелся по всем дворам, пошарил по всем кладовкам. Люди очень недовольны. Тебе ничего не стоит поднять там мятеж против него. Он поступил с ними несправедливо! Мы, северяне, не прощаем несправедливостей, не так ли? Мы очень не любим, когда с нами обходятся подобным образом!
Они долго еще обнимались и шептались, лежа на постели, а потом Адальберга заснула с раскрытым ртом, еле слышно похрапывая. Оснегги приподнялся на локте, рассматривая ее. Она выглядела потасканной, преждевременно постаревшей, исхудавшей от беспорядочной жизни – и, как ни странно, именно это обстоятельство делало ее привлекательной, почти неотразимой.
С тех пор как дети Талиессина ушли в Междумирье, Ренье не знал спокойной минуты. Он часами бродил по замку Ларра: строение хоть и было небольшим, но состояло из такого количества запутанных переходов, что представлялось некоей замкнутой на себя вселенной, откуда нет выхода.
Он завидовал мужественной доверчивости Фейнне. Казалось, герцогиня ни разу не усомнилась в способности Гайфье и Эскивы, избежав множества опасностей, отыскать в Междумирье источник зла и обратить его к свету. Равно как не сомневалась она и в том, что муж и сын вернутся к ней целыми и невредимыми, когда их работа за пределами замка будет закончена.
– Меня восхищает ваша безмятежность, госпожа Фейнне, – признался ей Ренье как-то раз, когда они вдвоем стояли на стене.
– На самом деле я вовсе не так безмятежна, как это видится со стороны, – отозвалась она. – У меня всего-навсего была хорошая школа. Всю жизнь я зависела от людей, которые находились рядом. От родителей, от слуг, от Элизахара… – Она сделала небольшую паузу и заключила: – И от Онфруа. От него – даже больше, чем от Элизахара. Их доброта была моими глазами, их руки направляли мои поступки. Вы понимаете?
– Разумеется, понимаю, – вздохнул Ренье. – Я не такой тупой, как вы могли бы счесть, слушая мои рассуждения.
– Какой ужас! Но я вовсе не считаю вас тупым, – засмеялась она. – История с двойниками, которой вы с братом дурачили нас столько лет, свидетельствует, скорее, о вашем хитроумии.
– Увы! – Ренье развел руками. – Даже эта затея – не мое изобретение и не брата, а нашего дядюшки Адобекка. Так что и здесь мне похвастаться нечем.
– Опять я, желая сделать комплимент, попала впросак. – Фейнне вздохнула. – Это моя слабая сторона. Стало быть, не будем и хвастаться. Расскажите лучше о вашем спутнике. Он вызвал любопытство у моей ключницы, а она женщина проницательная и понапрасну не любопытствует.
– Забавно. – Ренье посмотрел на Фейнне сбоку. – Чем мог привлечь госпожу Танет такой ничтожный человек, как мой спутник? Это всего-навсего слуга, мне передал его дядя Адобекк, поскольку собственного у меня не было.
– Танет не сочла его ничтожным, – резковато ответила Фейнне. – Так что потрудитесь поведать мне что-нибудь интересное.
Она тотчас улыбнулась, желая смягчить свой тон, но Ренье отметил властные нотки в голосе герцогини и больше не осмелился возражать.
– Что ж, – начал он, – его зовут Радихена. В молодости он совершил страшное преступление. Мой дядя спас его от расправы. Можно сказать, вырвал прямо из когтей Талиессина.
– Как странно вы выражаетесь, говоря о нашем регенте! – удивилась Фейнне. – Все, что я прежде слышала о Талиессине, никак не отвечает вашему описанию. «Когти»! Мне всегда казалось, что Талиессин – воплощенная нежность.
– Как вы можете судить о человеке, с которым никогда не встречались?
Она покачала головой:
– Я сужу по его поступкам. По тому, например, как он вершит свое правосудие. По тому, какими он вырастил своих детей. И, что бы о нем ни болтали недоброжелатели, он – Эльсион Лакар. Он не может не быть нежным.
Ренье посмотрел на нее восхищенно.
– Все-таки вы – удивительная! – вырвалось у него. – Не зря в Академии мы все были влюблены в вас.
Фейнне, смеясь, присела в поклоне.
– Очень мило, – сказала она. – Однако продолжайте об этом Радихене. Адобекк, говорите, спас его. И что потом?
– Потом? – Ренье пожал плечами. – Потом – ничего. Он прислуживал дяде, читал для него книги, чистил лошадей, чистил хозяйское платье, развлекал Адобекка разговорами… Адобекк, очевидно, находил чрезвычайно забавной саму идею превратить неотесанного крестьянина в образованного, тонко чувствующего человека, практически – аристократа.
– И ему это удалось?
– Понятия не имею. У меня нет никакого желания общаться с Радихеной, чтобы выяснить, насколько дядя близок к своей цели. Говоря кратко, я не люблю Радихену. Мне он неинтересен.
– Понятно. – Фейнне вздохнула. – Благодарю за объяснение.
Радихена, несомненно, хорошо понимал, как относится к нему Ренье, и поэтому старался не попадаться ему на глаза. Большую часть времени Радихена проводил в комнатах, отведенных для прислуги, где либо читал книгу, взятую в господской библиотеке, либо спал.
Тем большим оказалось его удивление, когда Ренье сам разыскал его.
– Идем, – бросил Ренье. – Герцогиня зовет нас.