Эскива захохотала.
– Да знаю я, знаю! Я ведь их тоже видела… Они бывают забавны. И далеко не все вонючие. Вот мой брат – он же наполовину поселянин, да?
Гайфье чуть раздул ноздри, готовясь обидеться, но у него не получилось: дуться на Эскиву, когда та в отменном расположении духа, не удавалось еще никому. Она весело затормошила брата:
– Ладно тебе, давай, изобрази поселянина! Хочешь, я тебе помогу?
Она соскочила с коня, и Гайфье последовал ее примеру.
– Мне нравится, как соломки отсвечивают на солнце, – восхищенно произнесла Эскива. – Очень живой золотой цвет. И фактура как у крупной нити. Отличный фон для сценки…
Она обернулась к Гайфье и вдруг бросила его в стог.
– Вот тебе! – торжествующе вскрикнула она, прыгая в сено рядом с ним.
Она зарылась лицом в душистое сено, втянула ноздрями аромат и оглушительно чихнула. Гайфье пошевелился рядом, сел и тоже расчихался.
– А еще в сене водятся мыши, – сказала Эскива. – Давай поищем?
Она сунула руку поглубже в сено и пошарила там, но никаких мышей не обнаружила.
И тут Эскива встретилась глазами с Ренье. Тот стоял очень бледный и, не отрываясь, смотрел на стог. Что-то в выражении его лица испугало Эскиву, ее хорошее настроение пугливо улетучилось.
– Что? – тихо спросила она. – Что случилось? Что вы там увидели?
Вместо ответа Ренье подошел к королевским детям и вытащил из сена то, чего они не замечали. Совсем рядом с Гайфье, меньше, чем в ладони от его левого плеча, из стога чуть высовывались острые вилы. Если бы Эскива толкнула брата чуть левее, вилы пропороли бы его насквозь и прошли бы сквозь легкие и сердце.
Ренье выдернул вилы и отбросил их в сторону вместе с большим клоком сена.
Эскива ошеломленно следила за ним. Когда вилы вонзились в землю, подрагивая тяжелым древком, Эскива вдруг громко разрыдалась. Гайфье осторожно обнял ее за плечи.
– Все ведь обошлось… не плачь.
– Я чуть не убила тебя! – всхлипнула сестра. – Как такое могло случиться?
– Так ведь не случилось…
– Но могло! – Она уставилась на него полными слез глазами. – Я толкнула тебя в стог, а там были эти вилы…
Она содрогнулась всем телом. Ренье заметил вполголоса:
– Такое иногда случается. Люди так устают, что забывают в стогу вилы или грабли… Случается, кто-нибудь по неосторожности и напарывается. Мне рассказывали. Бывают подобные истории.
– Это не тема для гобеленовой картинки, – сказала Эскива, пытаясь улыбнуться. И добавила: – Я хочу уехать отсюда. Поскорей!
Они сели на коней и покинули полянку. Время от времени по телу Эскивы пробегала дрожь, и было очевидно, что девочке не по себе. То и дело она находила руку брата и стискивала ему пальцы.
Ясный день, как будто разделяя испорченное настроение Эскивы, вдруг померк. За полчаса погода переменилась, небо затянуло облаками – высокими, пропускающими солнце, но сплошными, так что вместо синевы над головой теперь простиралась сплошная белизна. Затем начала сгущаться темнота. Собирался дождь.
– Куда мы едем? – решился спросить Ренье.
Эскива наполовину обернулась к нему.
– Почем я знаю? – ответила она задумчиво. – Мне хотелось выбраться за город в хорошей компании. Кто-нибудь возражает?
– Нет, – отозвался Ренье, – но я просто хотел бы знать, куда мы направляемся.
– Что, непременно нужна какая-то цель? – прищурилась Эскива.
– Цель, возможно, и есть, но всегда проще достигать духовных целей, когда отмечена цель материальная, – сказал Ренье.
– Почему? – требовательно спросила королева.
– Потому что материальная цель отвлекает наших незримых врагов от цели духовной. И пока наши незримые враги пытаются помешать нам попасть в определенную точку пространства, мы беспрепятственно совершенствуемся духом и даже начинаем кое-что понимать в жизни, – объяснил Ренье.
– Четко и ясно, – хмыкнула Эскива. – Осталось выяснить, кто наши незримые враги.
– Это остается тайной, – сказал Ренье. – На то они и незримые. Некоторые люди называют их «судьбой».
– А вы? – Эскива с вызовом смотрела на Ренье.
– Я их никак не называю, – сказал Ренье. – До сих пор с ролью собственного врага успешно справлялся я сам.
– Тише, – вдруг вмешался Гайфье.
Они не сразу замолчали, увлеченные словесной игрой, но когда стихли, то услышали вдруг едва различимый шорох в кустах. Пробежал ветер, пригибая траву, но листья, потревоженные кем-то, кто скрывался в чаще, шевелились иначе – не так, как от прикосновений ветра.
– Там кто-то есть, – одними губами произнесла Эскива.
Ренье кивнул и потянул из ножен шпагу. Гайфье вынул свой арбалет – не наполовину игрушечный, как у сестры, а самый настоящий. Зарядил его, положив на тетиву две короткие тяжелые стрелы.
Эскива остановила коня. Ее спутники осторожно двинулись в сторону кустов. Не сговариваясь, они разделились, обходя неведомое, притаившееся в темноте, с двух сторон.
И вдруг все разом переменилось. Тишина лопнула, как тухлое яйцо, и на тропу, разламывая кусты, выкатилось косматое существо размером с коня. Оно постоянно изменяло форму, но неизменными оставались когтистые лапы и крохотные красные горящие глазки, затерянные в мутной шерсти.
Эскива завизжала. Конь под ней начал беситься – ему передалось состояние всадницы, и девочке пришлось приложить немалые усилия, чтобы подчинить себе животное.
Чудище поднялось перед Гайфье, загребая лапами. Мальчик смотрел на невероятное зрелище, не в силах оторвать взгляда, и ничего не делал. Просто ждал, пока когти опустятся на его лицо. Ему даже не было страшно. Чувства куда-то улетучились, и весь мир заволокло туманом. Единственное, что жило в этом гнилом тумане, были две пылающие красные точки. Ненависть. Ненависть была реальной. Она даже обладала собственным пульсом. Все прочее, включая и самую жизнь Гайфье, представлялось иллюзией, сном.
Затем туман, окружающий эту одушевленную ненависть, распался, и сквозь него проступил клинок. И тотчас Гайфье понял: красные глаза монстра вовсе не являются единственной реальностью в мире. Напротив, по сравнению со старой доброй материальностью стального клинка они были лишь плодом воображения.
Клинок шевельнулся, сдвинулся вниз. Из-под него потекла густая кровь. Раздался оглушительный, скрежещущий крик, и чудище неловко повалилось на землю. Затем клинок исчез, и над трупом монстра возникло лицо Ренье.
– Он не поранил вас, мой господин? – озабоченно спросил Ренье. – Вы бледны.
Мальчик вздрогнул всем телом, как будто поднимаясь из бездны ледяного сновидения. И тут арбалет, который он по-прежнему держал в руках, ожил и разрядился сам собой. Обе стрелы сорвались с тетивы и, просвистев мимо щеки Эскивы, вонзились в ствол ближайшего дерева.
Глава двадцать восьмая
НАСТУПЛЕНИЕ СУМЕРЕК
Кутаясь в плащ своего брата, Эскива, непривычно притихшая, сидела на земле. Оба ее спутника прижались к ней с обеих сторон, чтобы согреть девочку. Надвигалась ночь, а у них не было с собой ни денег, чтобы остановиться в какой-нибудь приличной таверне, ни даже огнива, чтобы развести костер в лесу. Ренье, отменно знавший все постоялые дворы и харчевни в столице, за пределами города был так же беспомощен, как и любой другой путник на большой дороге. Конечно, на крайний случай всегда оставалась возможность объявить харчевнику о прибытии в его дом самой королевы… Любой с готовностью приютит у себя ее величество. Но Эскива не хотела, чтобы о ее приключении узнал кто-либо из посторонних.
Поэтому девочка молча ежилась под плащом. Нервная дрожь уже улеглась, и теперь ей просто было неуютно и холодно.
– Как-то я не предполагала, что мы заберемся так далеко от дома, – призналась Эскива наконец и глянула на Ренье. – Как это вышло? Вот вы, взрослый человек, – вы можете мне это объяснить?