Герцог попробовал контратаковать, размахивая руками и ногами почти вслепую. Он нанес лишь несколько скользящих ударов, отскочивших от доспеха Адона без всякого вреда. Несколько раз Горджиас пробовал взглянуть на Адона, но всякий раз отводил взгляд, как только видел свое отражение. Дважды он пытался нанести удар по самому зеркалу, но священнослужитель был готов к такой тактике и отбивал руку в сторону точным ударом своей булавы.
Наконец лорд Горджиас пал на колени.
— Это я! — застонал он, закрывая голову. — Я признаю. Это я.
Адон стоял над заслонившимся герцогом.
— Так не должно быть, — сказал он. Его голос звучал слабо и гнусаво, он пытался отдышаться после боя. — Ты можешь изменить то что видишь здесь.
Герцог поднял голову и вгляделся в зеркало.
— Думаешь, я не пытался? — вопросил он, корча рожи отражению. — Это невозможно!
— Нет, возможно, — Адон держал щит перед лордом. — Тебе нужно встретиться с этим лицом к лицу, как сейчас. Тогда мы сможем помочь.
— Помочь? — спросил лорд Горджиас. Он перечеркнул отражение в зеркале своим грязным когтем. — Кто сможет помочь мне спастись от этого?
— Наша Леди Таинств.
— Нет!
Герцог бросился вперед и вырвал зеркало, а затем обвил своими ногами ноги жреца и рванул их из-под него.
— Это боги сделали со мной такое! — закричал герцог, бросаясь на Адона.
— Не Мистра, — выдохнул священнослужитель. — Она тогда даже не была богиней.
Лорд Горджиас обрушил свой крепкий лоб на нос жреца. Адон услышал, как затрещал хрящ, и его щеки взорвались болью.
— Посмотри на себя! — захихикал герцог, держа зеркало перед окровавленным лицом Адона.
У патриарха не было выхода, кроме как сделать то, что приказал лорд Горджиас. Его нос был сломан и расплющен на все лицо, а оба глаза уже потемнели.
Но поразило его то, чего он НЕ увидел. Ужасный шрам на левой стороне лица исчез. Тем не менее, когда он прикоснулся к этому месту, то почуствовал под пальцами тот же самый рубец грубой кожи, что был там со Смутных Времен. Просто в зеркале его не было видно.
— Мистра? — выдохнул священник.
Лорд Горджиас обрушил зеркало вниз. Адон только успел прикрыть глаза рукой, как его лицо вспыхнуло в агонии, когда о него разбилось стекло.
Пламенная вспышка пронеслась через улицу, оттуда, где Корин наблюдала за боем вместе с Мироном и Серафиной. Магическая стрела огня воткнулась в грудь лорда Горджиаса. Она продолжала шипеть несколько секунд после попадания, наполняя воздух резкой вонью паленой плоти. Герцог завопил, но даже не глянул в ту сторону, откуда произошло нападение. Вместо этого, он сомкнул свои пальцы на горле Адона и стал душить.
Сознание Адона заволокло темной пеленой. Он выбросил руку вперед, втыкая пальцы в ту дымящуюся дыру, которую открыла огненная стрела Корин. Лорд Горджиас попытался отшатнуться, но Адон вцепился покрепче, одновременно произнося заклинание. Волна невообразимого холода потекла по его руке прямо в рану. Из прокола с шипением вырвалось облако красного пара, заставив герцога закричать в агонии. Он оттолкнулся от жреца и откатился в сторону, вцепившись в живот.
Адон встал, и смахнув кровь с глаз, подобрал самый большой осколок зеркала, который смог найти. Размером с ладонь, по форме похожий на равнобедренный треугольник. Он осторожно подошел к лорду Горджиасу, зачаровывая осколок одним из самых сильных своих заклятий. Герцог встал на колени и взглянул на священнослужителя.
— Тебя поглотила твоя ненависть, — сказал Адон, держа окровавленный осколок перед герцогом. — Она сотворила монстра, которого ты видишь, а не боги!
— Но они покинули меня — и мою деревню! Они сделали это со мной! Они отказались отвечать на мои молитвы!
Лорд Горджиас вскочил на ноги.
Адон швырнул в него осколком, произнеся ключевое слово, запускавшее содержащееся в нем заклинание. Стекло вонзилось герцогу в руку и глубоко проникло в его плоть. Серебряный свет ударил из раны, и мученический возглас лорда отразился от стен замка. В следующую секунду герцог исчез.
Осколок зеркала упал на землю.
Когда Адон подобрал стекло, его пальцы пронзило холодом. По виду осколка сейчас никто не сказал бы, что он некогда был частью зеркала — ровная поверхность стала тверда как отполированный камень. Вместо отражения жреца в стекле застыл лик лорда Горджиаса, взиравшего на мир своими темными глазами и раздувавшего в ярости ноздри.
Патриарх долгое время изучал осколок. Он испытывал сильное чувство облегчения и надежды, но вместе с тем потерю и страх. Сегодня он одолел чудовище, но вместе с тем одолел и нечто даже более ужасное — нечто, с чем он боялся встретиться лицом к лицу многие годы.
Как раз перед тем, как лорд Горджиас разбил зеркало о его лицо, Адон увидел себя без шрама. И тогда он понял, зачем Мистра послала его в Тегию. Способность удалить шрам всегда находилась внутри него, точно так же, как и его способность в любой момент одолеть герцога — если бы он только обратил свой взгляд наружу, сфокусировав мысли на чем-то ином кроме своих незначительных проблем. Служители Чонтеи, покинувшие деревню, поступили так потому, что их эгоистичные интересы не дали им нарушить тишину, которую герцог навлек на их души. И все те заклинания, что не получились у Адона в последние дни, не сработали потому, что он использовал их не для помощи окружающим, а с целью проявить себя достойным слугой Мистры.
Когда он осознал, где находится, Адон побрел назад к центру поселения. Мирон, Корин и Серафина шли позади него, из уважения сохраняя дистанцию между собой и задумавшимся патриархом.
Наконец Мирон вышел вперед.
— Я не верил, что кто-то может победить герцога, но ты смог, — он замялся на мгновение, затем указал на замок Горджиас. — Корин и Серафина уже говорят о том, чтобы сделать из него Дом Таинств.
— У вас не будет недостатка в помощниках, — сказала Серафина возле кучки людей вокруг колодца в центре площади.
— Да, когда наши мужья вернутся с полей этим вечером, они будут так счастливы видеть нас без вуалей, что перестроят его еще до утра, — сказала другая.
Дюжины женщин выходили на улицу, все без вуалей, все широко улыбаясь. У некоторых были большие носы, у некоторых двойные подбородки, а у других не хватало зубов и щеки были жесткими как седло. Тем не менее, ни одну из них Адон не назвал бы отталкивающей. Для него они все были прекрасны, как Корин.
— Ну, Корин, — сказал Адон, поворачиваясь к послушнице. — Уже предвкушаешь возможность вновь увидеть Арабель?
— Я возвращаюсь с тобой? — спросила Корин, подходя к Адону.
— Не совсем, — ответил жрец, глядя на нее сверху вниз. Ее курносый носик вернулся к своему обычному размеру, а бледные щеки постепенно обретали свой обычный блеск. — Я остаюсь здесь. Не думаю, что заклятье, которым герцог укрыл деревню от богов, полностью исчезло. Потребуется кто-то с подходящим характером, чтобы установить контакт с нашей Леди, когда здесь будет основана церковь.
Корин поцеловала Адона в щеку. Затем, вытирая кровь с губ, она сказала:
— Не знаю, сработает ли, но я постараюсь исцелить твой нос и эти порезы.
— Хорошо, только не трогай шрам, — ответил Адон.
Серафина, все еще прячась за платком, подошла к Адону и обвила тонкой рукой его талию.
— Я с самого начала решила, что он придает твоему лицу изюминку.
— Ты, наверное, права, — сказал Адон, смеясь. — Но я больше не собираюсь тратить время, думая об этом. Моя забота теперь — помочь Тегии.
Серафина сняла шаль и улыбнулась ему. Это было самое прекрасное зрелище, что видел Адон в своей жизни.
