Наверное, мне повезло, подумал Гартан. Такая редкость — и прямо напротив меня. Медленно движется, тяжко переставляя ноги, расплескивая бурую жижу.
Тварь все еще не смотрит на Гартана, она не сводит взгляда с Когтя и Канты…
Не думать о Канте, приказал себе наместник, и тут же прикусил губу — перед глазами понеслись картины: Канта в алом платье у алтаря; Канта в зеленой мужской одежде верхом на Летяге; Канта, сбросившая одежду и купающаяся в лесном озере…
Проклятые шпоры звенят.
Наставник говорил, что шпоры рыцарю вручаются для того, чтобы не возникло даже соблазна незаметно подкрасться к противнику. Самому Гартану этот звон не слишком нравился, но сейчас наместник хотел, чтобы шпоры звенели погромче, чтобы тварь обратила внимание на этот звон и повернула свою огромную жабью башку к нему, перестав смотреть на Канту и сотника.
Чем ближе к твари, тем труднее было идти. Воздух густел, не спешил расступаться перед Гартаном: остановить он его не мог, но делал все, чтобы задержать…
Кого тварь выбрала первой жертвой? Кажется, сотника… Похоже на то. Это значит, что даже если Гартан будет идти медленнее, то все равно успеет до того, как тварь закончит убивать Когтя и перейдет к Канте.
Гартан выругал себя за эту мысль.
Коготь бросился к Канте, чтобы спасти. И это значит, что Гартан обязан умереть, но защитить сотника.
— Лис! — продираясь сквозь застывающий воздух, крикнул Гартан.
— Да, ваша милость… — глухо донеслось издалека.
— Стрелу в урода… — крикнул Гартан. — Не пытайся убить… просто попади…
Щелкнула тетива, стрела медленно проплыла мимо наместника, приблизилась к твари, ударила острием в ее голову: медленно-медленно, так медленно, что Гартан подумал, что стрела сейчас просто упадет на землю, не причинив вреда… Да что там вреда — чудовище просто не почувствует ничего.
Но стрела оказалась настойчивой: не имея силы пробить череп, она упрямо двигалась вперед, сдирая серо-зеленую кожу с головы твари.
Вот и хорошо, подумал Гартан. Оглянись, посмотри, что там тебя ужалило. Остановись и поверни голову… посмотри на меня… вот он я!
Тварь подняла ногу, но шаг не сделала, остановилась, словно подчиняясь мыслям наместника, повернула голову к нему…
У твари не было глаз, пустые глазницы были заполнены мутной слизью — то ли гноем, то ли болотной жижей… Она была мертва, эта Болотная тварь. Давно мертва. Многие десятилетия… или века…
Отчего она пробудилась? Что подняло это создание из могилы?
Пасть медленно открылась, обнажая черные клыки. Ее трудно убить, говорил когда-то отец…
А что делать с поднятой Болотной тварью?
Плоть лохмотьями свисает с рук, на пальцах она содрана от когтей до ладоней, кости испачканы кровью. Еще одна стрела настигла тварь, вошла в левую глазницу, а та словно не заметила этого.
У нее нет глаз, но она видит… или как-то ощущает, что противник стоит перед ней. Вот чудище повернулось и сделало первый шаг навстречу Гартану, руки вытянуты вперед, словно желая его обнять.
Рубить бессмысленно, понимает наместник: застывающий воздух не позволит ни замахнуться, ни нанести резкий удар. Но что-то нужно делать, и Гартан, уходя в сторону, наносит удар по руке твари, по запястью.
Медленный замах, тягучее, словно во сне, движение рук, сжимающих рукоять меча; лезвие сейчас заскрежещет по кости; Гартан напрягает руки, чтобы не выронить оружие, но лезвие легко, словно сквозь паутину, проходит через сустав.
Отрубленная кисть падает на землю, тварь замирает, подносит обрубок к своему лицу, словно пытаясь рассмотреть, что же произошло. Из раны капает что-то черное, вязкое, с отвратительным звуком падая на землю.
Сзади закричали воины, но Гартан не обратил на это внимание. Еще один удар — на этот раз по ноге. Нужно только не промахнуться.
И Гартан не промахнулся: не зря его с пяти лет заставляли наносить удары по деревянным, соломенным, кожаным манекенам мечом, ножом, копьем, рогатиной, топором… Надевали на манекены старые доспехи и требовали, чтобы он не пробивал, нет — бывают непробиваемые доспехи, — требовали, чтобы он бил в стыки, в сочленения металлических пластин, день за днем, и он бил-бил-бил-бил…
Лезвие прошло сустав, ударилось в коленную чашечку твари, Гартан резко изменил направление движения меча, рванул его вверх — и чудовище рухнуло на бок, неловко взмахнув левой рукой.
Может, она когда-то была человеком, подумал Гартан, нанося новый удар в шею. Но тварь успела подставить левую руку, меч скользнул и ушел в сторону.
Вначале нужно лишить ее конечностей… Вначале — левая рука. Тут не нужна сила, достаточно точности. В локоть. А потом — по колену второй ноги.
Тварь не кричала и даже не стонала… Ей нечем было кричать, у нее внутри ничего не было, кроме гнили и магии. Лишившись рук и ног, она все еще пыталась встать, опираясь на культю правой руки.
Гартан ударил мечом по горлу.
Сзади что-то кричали, но Гартану было не до восторга зрителей, он нащупывал лезвием край позвонка. Надавил и рванул меч на себя, словно тот был просто огромным ножом.
Чавкнуло — голова отделилась от туловища.
Воздух перестал сдерживать движения Гартана, снова стал привычно неощутимым. Гартан с трудом удержал равновесие, оперся о меч, как о клюку, и выпрямился.
Коготь, замерший на бегу, устоять не смог — рухнул в грязь, выронив меч. Канта бросилась мимо него к Гартану.
— Милый, — крикнула она, обхватила его за шею и замерла, прижавшись всем телом. — Милый…
Наверное, она хотела еще что-то сказать, но не могла произнести ничего, кроме этого слова. «Милый, милый, милый», — шептала Канта, покрывая его лицо поцелуями.
— Ничего, — сказал Гартан хрипло. — Все уже закончилось… Все закончилось…
Егеря свистели, Лис бросился мимо наместника и его супруги к Когтю, который все еще не мог встать: руки шарили по земле, но не могли нащупать опору.
— Еще бы чуть-чуть… — сказал кто-то из егерей, подойдя к наместнику.
Кажется, его зовут Черный, отстраненно подумал Гартан. Еще бы чуть-чуть?.. Это он о чем? О том, что они чуть не опоздали?
Продолжая гладить жену по волосам, наместник оглянулся и замер — он действительно успел в самый последний момент. В самый-самый…
Болотные твари не охотятся в одиночку. Не охотились, когда были живы, и поднятые из мертвых так же не стали нарушать своих привычек. Их было полтора десятка. Пока Гартан дрался с одной из них, остальные успели полукольцом охватить воинов, стоявших на площади. Похоже, твари умерли одновременно с той, что убил Гартан. Успел убить. Еще немного, и никто бы не ушел из деревни.
— Наверное, — сказал Черный, — это чудище было главным…
— Наверное, — прошептал Гартан. — Наверное…
Он почувствовал, как слабость охватывает все его тело. Если бы не Канта, он, наверное, осел бы на землю.
В глазах потемнело.
— Ничего здесь не трогать! — прохрипел рядом Коготь. — Ничего не трогать… Тощий, Мрак и Камень — на коней и галопом в соседние деревни. Можете загнать лошадей, но чтобы люди из деревень были здесь не позднее полудня.
— А если не поедут? — спросил кто-то.
— А ты им расскажи, что тут случилось… Все опиши и дай свои штаны понюхать, обдристанные… Скажи, что хоронить нужно поселян, пусть пришлют того, кто обряды знает. И если есть, ведун, колдун, чародей — кто угодно, чтобы упокоить этих… на всякий случай… Живо…
Гартан стоял, зажмурившись и обнимая Канту за плечи.
Земля под его ногами покачивалась, а в голове прыгали, будто мячики, слова: «Еще бы чуть-чуть…»
Еще бы чуть-чуть… Еще бы чуть-чуть… Еще бы чуть-чуть…
— Ваша милость…
— Что? — Гартан открыл глаза и посмотрел на Когтя, стоявшего перед ним. — Чего тебе?
— Вы езжайте в замок, ваша милость, — сказал сотник. — А я тут с парнями задержусь… Нужно тут это… осмотреться нужно… и с местными… из соседних деревенек потолковать… А вы езжайте, отвезите ее милость…
— Хорошо, — сказал Гартан, не двигаясь с места. — Хорошо.
— Да не хорошо, а езжайте… — Коготь махнул рукой, егеря подвели коней, помогли взобраться в седло наместнику и посадили в седло его супругу. Двое егерей поехали вместе с ними: один поддерживал Канту, а второй скакал рядом с Гартаном, чтобы, если вдруг тому станет совсем плохо, подхватить.