Вот начали вырисовываться фигуры, лица, расплывчатые из-за фокуса фигуры деревьев на заднем плане. Этот процесс всегда поглощал Глеба полностью. Когда он рисовал, то не видел ничего вокруг.
- Ну, как там дела? - Лия облокотилась о спинку кресла. От неожиданности Глеб снова вздрогнул, но не попортил рисунок. - Извини, что так долго. Уже вечер, поэтому только один киоск открыт, а там очередь здоровая. Ого, замечательно!
- Нравится?
- Конечно! Ты замечательный художник, братишка!
- Очень красиво, - кивнул отец. - Как обычно.
Зная своего отчима, Глеб понимал, что это самая лучшая похвала, которую от него можно дождаться.
- А тут нет подтекста? - вдруг спросила Лия.
Художник глянул на ещё незаконченную работу и с ужасом понял, что подтекст был. Рядом с ними троими: самим Глебом, Лией, сбоку облокотившейся на его коляску, и стоящим рядом её отцом - проглядывались слабые контуры. Неужели опять какой-то ужас? Художник изо всех сил напряг зрение и разглядел два человеческих силуэта, стоящих по обеим сторонам от его коляски. Тот силуэт, который стоял ближе к Лии был явно женским и... «Мама», - первое, что пришлое в голову Глебу. Второй силуэт был ему не знаком. Кто же это? Художник ещё сильнее напряг зрение и узнал в силуэте другого уличного художника. Он не знал, почему он так решил, просто эта мысль пришла к нему в голову и показалась верной и неопровержимой.
- Что там такое? Чего ты молчишь? - забеспокоилась Лия.
- Там... - Глеб улыбнулся впервые за долгое время. - Там теперь вся наша семья. И все улыбаются. А, да, не все. Он взял ластик, стёр уголки губ на своём портрете и дорисовал их приподнятыми, что расходилось с фотографией. Вот теперь улыбаются все. И да, знаешь... всё-таки, эту способность можно считать даром...