Выбрать главу

 

 Глаза открывать не хотелось. Вставать с кровати не хотелось. Да вообще ничего не хотелось, даже жить.

 Вчерашние откровения «дедули» как-то резко негативно сказались на моем настроении. Меня накрыла волна апатии. Я совершенно не видела выхода из создавшейся ситуации. Да что там выхода: я даже отблеска света в конце тоннеля не могла разглядеть.

 Шайка шизофреников-гипнотизеров держит меня запертой хрен знает где. Убежать пока ни малейшей возможности нет. Разговаривать с ними невозможно. Никаких методов воздействия на них у меня нет. Я бы даже согласилась переспать с проклятым бородачом, если бы это помогло мне выйти на свободу, так ему взбрело в голову возомнить себя моим кровным родственником. В такой ситуации попытки его соблазнить могут принести больше вреда, чем пользы, а ничего другого я придумать не могла. Тупик. Все. Остается либо смириться, либо разбежаться и трахнуться головой о стенку.

 Останавливали последние крохи здравого смысла: пока, вроде, со мной обращаются сносно, а поди пойми, что они сделают, если я буду вести себя не так, как им нужно? Может, придушат, а может, в рабыни запишут. Лучше уж фрукты жрать, чем полы драить, или чем тут рабы занимаются. В косметологи-то я вряд ли гожусь.

 Огромным усилием воли я заставила себя подняться и поперлась чистить зубы. Уже в ванной поняла, что даже не попыталась прикрыться накидкой. Да и пес с ними, пусть глаза сломают!

 Завтрак прошел в молчании. Я разговаривать не хотела, а Агата, видимо, чувствуя мое настроение, сидела тихо-тихо, как мышка.

 После еды вновь приступили к процедурам. В джакузи меня немножко попустило, да и вообще все эти притирки и припарки оказывали на редкость успокаивающее и расслабляющее воздействие. Это помимо явного косметического эффекта, разумеется.

 По моим ощущениям, сегодня разнообразные спа-ухищрения заняли несколько меньше времени, нежели накануне. Под конец, вытерев меня насухо, девочка застенчиво улыбнулась:

 - Госпожа, теперь вас ожидает еще одно удовольствие! Следуйте за мной!

 Она прошла в дальний угол, что-то там нажала, и часть стены отъехала, открывая проход. Скорее всего, в четвертую квартиру отведенного мне блока.

 Во мне даже какие-то искры интереса к происходящему проснулись. Следом за служанкой я вошла в комнату с приглушенным освещением, обвешанную плотными драпировками и наполненную запахом восточных благовоний и звуками тихой музыки для релаксации. Посреди комнаты стоял вполне современный массажный стол.

 Агата помогла мне улечься на живот, потом обмазала какими-то маслами и начала разминать мои мышцы. И это был такой кайф, что ни в сказке сказать, ни пером описать! У худенькой девчушки оказались на редкость сильные руки, которыми она тщательно разгладила каждую складочку на моем теле. Говорят, массаж – это больно. Врут! Это было чудесно! Убаюканная нежной музыкой и ласковыми поглаживаниями, я погрузилась в сладкую дрему.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Продолжение от 11.4

 Через некоторое время девочка аккуратно меня перевернула и продолжила массировать переднюю поверхность ног, постепенно поднимаясь все выше. Когда она дошла до живота, я уже сладко постанывала, охваченная блаженной истомой.

 А потом руки массажистки прошлись по моей груди, и мне вдруг стало неуютно… Нет, ощущение было не болезненным, скорее, неправильным… Как будто до меня дотрагивался мужчина. Сперва я завозилась на своем ложе, стараясь отогнать противно засвербившее чувство уязвимости, но так и не смогла справиться с возмущенными нервами. Пришлось приоткрыть глаза.

 В первый момент я даже не поняла толком, что вижу, а когда до меня, наконец, дошло, заорала от обиды и возмущения.

 Агаты в комнате не оказалось. Вместо нее грудь мне массировал совершенно незнакомый полуголый парень. Я, конечно, осознавала, что без ведома шизанутого бородача никто бы сюда не вошел, но такая бесцеремонность бесила нереально.

 При первых же звуках моего вопля парень поспешно убрал руки и отступил на шаг:

 - Я сделал госпоже больно?

 Юноша выглядел лет на двадцать: смазливый, даже очень, итальянского типа, с большими печальными глазами и рельефным торсом. Единственной одеждой ему служила белая набедренная повязка. Раб, значит.

 Поняла-то я все быстро, но сдержать рвущийся с губ вопрос так и не успела:

 - Ты кто?