— Что с тобой? Тебе плохо? — Логан в очередной раз резко обернулся.
— Да, плохо! — Гвендолен гневно фыркнула, совсем остановившись. — Я очень плохо хожу на высоких каблуках. Мог бы промолчать хотя бы из вежливости! Лучше бы ты был таким быстроногим раньше, когда воины Провидения гонялись за нами по всему городу, может, тогда мне не приходилось бы вечно отдуваться за всех вас. А теперь-то что?
— Знаешь, Гвен, — Логан с видимым усилием сбавил шаг и пошел рядом, — я сейчас вспоминаю то время как самое счастливое в своей жизни. У меня была цель, и я был уверен в том, что делать дальше. Сейчас мы достигли, чего хотели, но каждое утро я просыпаюсь с ощущением тоски от того. что впереди еще один неправильный день. В Круахане нет силы, превосходящей Орден. А в Ордене нет никого, равного мне… нам с Дагди. Никто, даже самые отчаянные из уличных вождей, не осмелятся подойти ко мне на арбалетный выстрел. Но спроси меня, отчего я забыл, когда спокойно ступал по мостовым Круахана, наслаждаясь прогулкой, а не пробегал поспешно, ни на кого не глядя?
— Что-то меня не тянет спрашивать, — пожала плечами Гвендолен. — Внутренний голос подсказывает, что ответ не будет вселять надежды на светлое будущее.
— Я очень боюсь, Гвендолен. Боюсь, что начну ненавидеть всех, кто живет в Круахане. Или почти всех. Поэтому стараюсь лишний раз их не видеть и с ними не встречаться. Пойдем побыстрее, я прошу тебя.
— Эти несчастные могут гордиться собой — что же надо предпринять, чтобы вызвать столь яркие чувства у тебя, Луйг? Твоя душа ведь холоднее воды в самом глубоком колодце, — начала Гвендолен, но осеклась, встретившись с лихорадочно блестящим взглядом Логана. Зеленые глаза вновь начинали светиться в сумерках, но это только подчеркивало, насколько воспаленные у него веки.
— Мне выпало быть хранителем знаний, а в мире нет ничего более свободного. Поэтому я не мог смириться с существованием силы, которая отмеривает другим только те знания, которые считает необходимыми и полезными для себя, а сама вместе с тем хочет знать о людях все и этим пользоваться. Провидению в мире не место — я был в этом уверен, и сейчас не изменил мнения. Да, в Круахане теперь мешок муки продается за золотую монету, да, каждую ночь поджигают и грабят по нескольку лавок. Да. Каждый первый чиновник канцелярии считает своим долгом украсть из казны все. До чего сможет дотянуться, а твой великолепный Баллантайн ни на что не способен, только менять одного министра за другим и тщетно полагаться на помощь Валлены. Но это совсем не самое страшное.
Самое ужасное, Гвендолен — знания людям не нужны. Вернее, нужны только в том количестве и в таком виде, которыми их наделяло Провидение. Большего они не хотят. Их вполне устраивало, что можно было прийти в Чертог Провидения за той частью знаний, что им отмерена, а все остальное только вредит их спокойной жизни. Ты знаешь, кто больше всего сожалеет об уходе Провидения? Те, чьи родичи навсегда остались в Чертогах Искореняющей ветви. Они говорят: "Теперь нам приходится знать об этом, а зачем это нужно?"
Логан задохнулся, со свистом втянув воздух сквозь зубы. Если бы на его месте был Дагадд — повисшее в воздухе напряжение уже давно обернулось бы небольшим вихрем или молнией, сверкнувшей в небе, но Магистр знаний и зодчий Эмайны владел собой не в пример лучше, а может, просто был неспособен на подобные проявления чувств.
— А куда подевался Дагди? — Гвендолен, кстати вспомнившая о нем, понадеялась, что Логана можно отвлечь.
— Главное, Гвен, что я не могу все это бросить. Я извожусь от тоски по Эмайне так же, как твой народ… ну в общем, ты все равно понимаешь… по небу лунными ночами. Но я сам пришел сюда, чтобы поменять все. И я бы все прекрасно устроил, не окажись люди такими… как это назвать…
— А что говорит Дагди? Сдается мне, он гораздо ближе к человеческой природе и поэтому понимает ее лучше.
— В Круахане сейчас больше валленских ростовщиков, айньских шпионов и эбрийских торговцев, чем за всю ее историю, — в данный момент задавать Логану вопросы, надеясь получить ответ, было не менее бесполезным, чем вопрошать запертую дверь. — Только вандерцы уехали все до последнего воина. Сказали, будто им мало чести подбирать добычу, которая сама валится на дорогу, и что лучше они потом ее отберут у тех, кто сможет достойнее защищаться.
— Видишь ли, Луйг. — Гвендолен отличали одновременно упрямство и нетерпение одновременно, поэтому она быстро пропиталась раздражением до самых кончиков пальцев, — если ты под шумок проткнул бедного Дагадда стрелой из арбалета и закопал в укромном месте, то зря стесняешься об этом сказать прямо. Такие вещи между любящими побратимами случаются сплошь и рядом.