— Ты можешь мне сказать, куда ты собираешься, Гвендолен? — Баллантайн спросил тихо, но таким голосом, на который она никогда не могла возразить или сказать "нет".
— Вы узнаете… сьер Баллантайн. В свое время.
— Д а отсохните вы от нее! — внезапно брякнул Дагадд, оперевшись на стол так сильно, что едва не перевернул блюдо с тушеной рыбой. — Она вам все равно ничего не раскрасит, неужели не влипаете? Нечего и чавкать.
— Дагди, как всегда, все объяснил исключительно доходчиво и ясно. За что я ему искренне признательна, — цеременно сказала Гвендолен, наклоняя голову.
— Но ты… вернешься?
— А разве вы хотели бы, чтобы я вернулась, сьер Баллантайн?
— Пойдем, Дагди, — со вздохом произнес Логан, проявив неожиданную чуткость и поднимаясь из-за стола. — Ты все равно уже расправился со всеми здешними запасами еды, больше не принесут.
— Я безнадежный эгоист, Гвендолен, — Эбер понизил голос, глядя им в спину. — Я понимаю, что совсем не так должен обращаться с тобой. Но ты мне так нужна. Пока ты рядом, я уверен, что все будет хорошо.
— Я обязательно… постараюсь вернуться.
— Что значит постараюсь? — Логан обернулся, подозрительно сощурившись.
— Магистр Логан, вы сегодня отличаетесь поразительной непоследовательностью. Определитесь наконец — вы подслушиваете чужие разговоры или все-таки изображаете благородство.
— А с чего вдруг ты три дня ходила вечерами на постоялый двор, где живет твой Кэссельранд? Ты же говорила, что родичи от тебя отреклись. Решила припасть к корням?
— Все понятно, — Гвендолен откинулась на спинку стула, с преувеличенным вниманием рассматривая темный потолок. — Вы не только подслушиваете, но еще и подглядываете.
— Если бы от меня зависело, я бы никогда тебя не отпустил.
— Да будет благословенна моя независимость!
— В самом деле… — было видно, что Эбер хочет взять ее за руку, но Логан и Дагадд все еще стояли у дверей, глядя на них во все глаза, — …что ты придумала, Гвендолен? Прошу тебя, будь осторожна.
— Ничего плохого, — Гвендолен сглотнула. — Я вернусь, и вы увидите.
Не выдержав, она сорвалась с места — крылья из милосердия к сидящим в трактире были как обычно прижаты и накрыты плащом, но рыжие волосы ярко сверкнули, взметнувшись, словно к выходу промчался горящий факел.
— Дагди! Подожди! — крикнула она в широкую спину Магистра стихий. — Иди сюда! У тебя есть деньги?
— Бряки? — Дагадд удивленно пошарил в обширных карманах штанов, вытаскивая стянутый тесемкой кошель. — Вроде какие-то дрыгаются. А зачем тебе?
— Давай все! Мне далеко ехать.
— Пташка, ты же по облакам метелишь, — Дагадд хитро подмигнул, — или там тоже есть кого намазывать?
— Ты меньше рассуждай, давай быстрее! — Гвендолен поспешно выхватила кошель, спеша убраться от подозрительного взгляда Логана. Покачав его в ладони, она просияла и внезапно, приподнявшись на носках, дотронулась губами до заросшей щеки собеседника: — Счастливо оставаться, Дагди! Ты настоящий друг, не то что некоторые!
Дагадд внимательно смотрел на нее, и в маленьких глазах под сдвинутыми бровями Гвендолен ясно увидела свое отражение.
— А вдруг у тебя не заварится, пташка?
— Я все равно по-другому больше не могу, — проговорила она шепотом, упрямо мотнув головой. — Если что… Кэс отдаст тебе эти деньги за меня.
В тот день над Тарром долго висел густой сизый туман, пришедший с моря. Такое случалось очень редко, и. как уверяли рыбаки, предвещало беду. Гвендолен об этом не знала, но давно брела по дороге в кислом настроении, потому что лететь не могла — ничего не было видно, а передвигаться пешком она не любила, да и ходила довольно медленно. Поскольку все эти препятствия отдаляли цель путешествия, а мимо грохотали дилижансы, в которых было полно свободных мест, но Гвендолен экономила деньги, — она бормотала себе под нос витиеватые орденские ругательства и поддевала носком башмака камешки на дороге, чтобы хоть как-то успокоиться.
Наконец она доковыляла до большого безликого дома в таррском предместье, главной примечательного чертой которого была высокая ограда, сложенная из грубых булыжников. Уже стемнело, но свет пробивался только в одном окне, тусклый и прыгающий, словно владелец не желал зажигать много свечей. Однако вряд ли можно было надеяться на то, что Гвендолен Антараей отступит перед мрачным видом чьего-то жилища и отсутствием быстрого отклика на стук в дверь — подобные мелочи ее никогда не смущали, и она настойчиво отбивала от створок краску дверным молотком, пока ожидаемое ею действующее лицо не показалось на пороге, воззрившись на нее без всякой приязни.
Человек был долговязым, катастрофически худым, с бритой макушкой и в каком-то обтрепанном балахоне. От него пахло дымом и какими-то травами с резким ароматом, а глаза под набухшими веками были в красных прожилках. Он взялся за притолоку одной рукой с поразительно длинными и крючковатыми пальцами, вторую руку продолжая держать на засове и явно рассчитывая, что разговор займет совсем немного времени.
— Вы Арций. — сказала Гвендолен утвердительно.
— Придешь завтра в больницу, — буркнул человек, делая попытку закрыть дверь, но Гвен успела подпереть створку ногой.
— Я бы хотела договориться здесь. Там слишком много народу.
Арций равнодушно скользнул усталыми глазами по ее фигуре, завернутой в плащ.
— Если думаешь ребенка вытравить, это не ко мне.
— Может, пустишь все-таки? Тебе Кэссельранд просил передать привет.
— Не знаю я никакого Кэссельранда. — пробурчал Арций, но убрал руку с засова, и Гвендолен быстро проскользнула внутрь, поворачиваясь к хозяину. Она дернула застежку, и плащ свободно осел на пол. Гвендолен развернула крылья насколько смогла — стены и разные предметы ощутимо мешали, но и этого было достаточно, чтобы на лице Арция медленно возникло другое выражение — холодного изучающего любопытства.
— Ишь ты, — сказал он. — Рыжая. У вас таких немного, да?
— Скоро будет еще меньше, — не очень понятно отозвалась Гвендолен. — Если ты согласишься, конечно.
— Что надо-то? — любезностью Арций похвастаться не мог, да и не собирался.
— Ты был помощником барона Шандера. Ты присутствовал на всех его опытах. В том числе и когда он делал из крылатых… обычных людей.
— Ну и чего? Они все на это добровольно шли. И не задаром, между прочим. Так что если ты мне за какого-то своего родича хочешь морду набить, так нечего. Все те из них, кто в ящик улегся, золотишко своей семье отписали. Иди, поспрошай лучше у своих, коли тебе не досталось, пусть поделятся.
— У меня нет родичей, — сквозь зубы произнесла Гвендолен. — И пришла я не за этим. Я сама тебе хорошо заплачу. Пятьдесят золотых.
— За полсотни круглых можешь и рыло мне разрисовать, разрешаю, — Арций удивленно поцокал языком, пытаясь обойти Гвендолен вокруг, но мешали крылья, занимающие половину пространства. — Это на что тебе столько денег дали?
— Я хочу… хочу быть, — Гвендолен встряхнула головой, — как люди. Без этого, — она пошевелила крыльями, подняв легкий сквозняк. — Ты ведь умеешь это делать.
— Покажи деньги, — угрюмо сказал Арций.
Она излекла из-за пазухи кошель Дагадда и покачала им в воздухе — его размеры и кожа тонкой выделки внушали невольное уважение. Но в глазах Арция только прибавилось железа — теперь сквозь красноту и муть словно проглядывали два наконечника для стрел.
— Ты знаешь, сколько операций мы сделали? — спросил он жестко и сам ответил: — Десять. Из них выжил один.
— Значит, я буду второй.
— А если десятой? Чтобы мне твои родственнички потом в печенке поковырялись? Или подняли под облака, да уронили ненароком?
— Я неясно выразилась? У меня нет родичей. Они от меня отказались.
— Ах, вот что…
Арций снова внимательно обшарил ее взглядом. Смутное удивление зарождалось в его глазах, и он в первую очередь посмотрел уже не на крылья, а на некоторые части фигуры Гвендолен, максимально интересные людям противоположного пола.