— С какой стати мы должны отдавать деньги Дома всяким проходимцам?
— Не советую меня сердить, — Ноккур вернулся к своим коврам, сел, небрежно вытянул ноги и, пошарив рядом, нашел распечатанный кувшин вина и сделал длинный глоток прямо из горлышка. — А то я могу обратить внимание и на казну других Домов.
— Но это… это… — таширцы рядом с Логаном хватали воздух и облизывали губы, поскольку на ледяное спокойствие Созидателя Ордена можно было только любоваться, поделиться им было невозможно. — Это же два миллиона золотом!
— Почтенный тан, — Ноккур, не вставая, совершил легкий полуоборот, — ваши родичи, похоже, сомневаются, стоит ли ваша жизнь таких денег. Постарайтесь, прошу вас, их переубедить, тем более что это будет не единственное мое условие.
— А что еще тебе нужно?
— Мне? Ну что вы, — Ноккур широко ухмыльнулся, — мне ровным счетом нечего хотеть, все мои желания исполнились. У меня есть только пара требований.
Сзади к Логану придвинулись двое из стоящих за его спиной людей в таких же плащах, как у него, правда, может, не столь белоснежных. Говорили они полушепотом, но по надменно искривленным губам и холодно-озабоченному выражению лиц смысл их речей был и так прекрасно понятен: Созидателю и Магистру Ордена не пристало торговаться с презренным вымогателем. Несколько обидно, что их планы нарушены, но самое лучшее, что можно сделать в подобной ситуации — не терять время и вернуться на корабли. В разговоре образовалась временная пауза, и в нее не преминул встрять Дрей, заговоривший еще громче обычного:
— Знаешь, братишка, а я освобождаться не тороплюсь. Мне и так хорошо. Не надо тратить все силы на то, чтобы придумывать шутки попроще, на ваш уровень. Меня даже… — он заломил брови, словно в бесконечном удивлении, но спустя мгновение взмахнул рукой и продолжил с завыванием: — даже вдохновение посетило сегодня ночью, и я начал слагать стихи. Вот послушай:
Мыслит коварный мститель
Много стяжать злата.
Жаждет добыть в жертву
Жадный не только кольца.
Но два никогда не держат
Древка одной рукою.
Склоните к речам скальда
Слух, все стойкие духом.
— Что это еще за бред? — Ноккур встряхнул головой., словно желаюя вытрясти оттуда непонятные слова. — У тебя от страха разум помутился?
— Так у меня же его никогда и не было! — Дрей расхохотался и подмигнул толпе вконец растерянных таширцев, не отказав себе в удовольствии напоследок высунуить язык. — Иначе что, по-твоему, я делаю в Доме Эвнория?
— Странно, — одними губами пробормотал Логан, поворачивая голову налево, где стояли вандерцы, прибывшие несколько недель назад на турнир, отчаянно скучающие и не подпимающие паруса на своих кораблях только в надежде, что рано или поздно ситуация должна разрешиться славной битвой. — Снэколль, вам такие стихи ничего не напоминают?
— Если мы бы не знали, что голос Золотой Девы замолк три года назад, мы решили бы, что это сложила она, — отозвался знакомый нам круглолицый вандерец, волосы которого за это время успели полностью поседеть, но живот все также горделиво выпирал вперед, даже в вандерской кольчуге. — . Но если этот маленький человек так же искусен — мы будем рады, что у конунга вновь появится настоящий скальд. Его очень не хватает для истинных побед. Таких превосходных хулительных песен нам давно не приходилось слышать.
— В самом деле, — Логан внимательно разглядывал Дрея, который с безмятежным выражением лица достал маленькое зеркальце и поправлял накинутую на шею веревку, кокетливо заводя глаза. — Это все очень любопытно.
— Созидатель! — один из таширцев в волнении стискивал пальцы. — Что возьмешь с Дрея, он уже много лет как безумен! Но у меня сейчас твердое ощущение, что с ума сходим мы все! Что здесь может быть любопытного? И где вы нашли хулу в этой ерунде?
— Почтенный Арнагий, говорите тише, — вздохнул Логан. — Снэколль, к сожалению, стихи вашего народа понимают не все.
— Речи скадьда и не должны быть открыты каждому, — важно и чуть снисходительно заметил Снэколль. — Тем сильнее результат. Здесь говорится — вот коварный человек, который надеется не только добыть много денег, но вынашивает еще какие-то замыслы, помимо получения выкупа. Но одновременно двух целей достичь нельзя, так что у него ничего не выйдет. Это говорит скальд, и к его словам надо прислушаться.
— Так что же здесь ругательного?
— Не ругательного, а хулительного, — педантично поправил Снэколль, поджимая губы. — Если стих сложен правильно, и в нем говорится, что твои замыслы не сбудутся, то это сделает тебя намного слабее во время битвы. А этот стих очень хорош — даже на нашем берегу редко получаются такие.
Арнагий в потрясении уставился на вандерцев примерно с таким же выражением, с каким до того взирал на Дрея, и пропустил начало следующей фразы Логана, которую тот произнес громко, повернувшись в сторону Ноккура:
— … твои требования?
— Означает ли это, что Орден готов начать со мной переговоры? В таком случае первое из требований вы уже выполнили. Будете такими же послушными и дальше — у вас появится шанс получить обратно вашего Эвнория с его домочадцами. Правда, всех невредимыми отдать не обещаю — этот скоморох меня вконец утомил своими выходками.
— А уж как я утомился! — вставил Дрей, широко зевая. — Братишка Эвнорий, конечно, тоже не подарок, но он все-таки слегка посообразительнее.
— Орден готов начать переговоры, — холодный голос Логана перебил обоих.
— Прекрасно! — Ноккур удовлетворенно прислонился к стене. — Предлагаю, прежде чем приступать к сложным разговорам, немного отвлечься. Располагайтесь, господа. Не угодно ли вина?
— Из личных погребов Эвнория, — процедил Арнагий, ни к кому особенно не обращаясь.
— Хочу вас позабавить искусством моих воинов. Наша беседа будет долгой, нужно к ней подготовиться.
Гвендолен резко упала вперед на одно колено, и два последних кинжала полетели в цель, в ту сторону, где Уннирон и Корри держали в руках натянутый канат. Через него были перекинуты бечевки, на которых прежде болтались привязанные за горлышко бутылки. Теперь все, кроме одной, валялись разбитые, поскольку каждый бросок ножа пересекал бечевку, и бутылка летела вниз. Предпоследний кинжал смахнул оставшуюся бутылку, а последний, перевернувшись в воздухе каким-то немыслимым движением, перерезал сам канат пополам.
Толпа вздохнула, как один человек. Все даже не сразу зашумели от восторга, некоторое время просто громко дышали, пытаясь прийти в себя. Гвендолен это слышала особенно отчетливо, потому что не видела лиц — ее глаза были плотно завязаны широкой темной лентой.
— Даже если повязка сделана из таширского шелка и пропускает свет, — услышала она голос Логана. в котором сквозь обычную золодность проскальзывало смутное изумление, — искусство вашего воина, Ноккур, все равно несравненно.
— А вы можете убедиться сами, — Ноккур не скрывал торжества. — Линн, покажи почтенному Созидателю Ордена свою повязку.
Гвендолен шагнула вперед, одновременно дернув рукой узел на затылке. "Я по-прежнему ничего не испытываю. Ни стыда. Ни радости. Ни тоски по тому, что прошло. Как может такое быть? Ничего не чувствуют только мертвые, выходит, я умерла? Вот интересно, а я даже не заметила, когда именно".
Зато на лице Логана отразилось столько быстро сменивших друг друга чувств, что Ноккур мог быть доволен — его триумф осуществлялся сполна. Даже если бы Созидатель Ордена закричал во все горло, бросился бы Гвендолен на шею или, наоборот, попытался бы ее стукнуть — эффект был бы менее значительным.
— Я рад, что моя Линн доставила вам некоторое удовольствие, — Ноккур ухмылялся, с наслаждением разглядывая своего противника. — Она действительно весьма неплохо кидается ножиками. Только поэтому я все еще ее держу.