— Скажите, милая Гвендолен, как я мог прожить несколько лет бок о бок с ним? — отозвался Логан недовольно. — Все наши невеликие заработки уходили на его ужин. Иногда я удивляюсь, почему он до сих пор не съел меня в приступе голода.
— Мне кажется, там внизу есть гораздо больше других достойных кандидатов на его ужин, — пробормотала Гвендолен. — Если хочет, может начать с них в качестве закуски, пока дожидается своего оленя.
Она еще раз взглянула вниз и еле слышно вздохнула. В парадном зале все совершалось по плану и вовремя, и даже беспокоившие ее музыканты были сравнительно трезвыми и фальшивили незаметно. Но некоторые вещи были совсем неправильными.
Во-первых, как всегда незаметная, но ощущаемая в толпе, выныривающая среди танцующих фигура Энгинна. И довольно много офицеров службы Провидения, с равнодушным видом наблюдающая за пирующими. Провидение подчеркивало свое присутствие и то, что они всегда обо всем помнят.
А во-вторых — и для нее в этот момент это было более важным — худая темноволосая женщина с бледным и каким-то озабоченным лицом, стоявшая под руку с Баллантайном. Она смотрелась неожиданно старше его — может быть, потому, что он выглядел слишком молодо — но не настолько, чтобы быть ему матерью, и слишком непохоже, чтобы быть сестрой. Кроме того, в ее движениях и взгляде читалась уверенность собственника. В основном они весь вечер были заняты тем, что раскланивались и перебрасывались словами с бесконечно подходящими к ним другими парами, с некоторыми причем как со старыми знакомыми. Зачастую Эбер увлекался и начинал вести длинные и горячие беседы, особенно с валленскими купцами и капитанами нескольких оставшихся в порту кораблей. Тогда женщина равнодушно смотрела в сторону, чуть поджав губы. С галереи было трудно как следует разглядеть черты ее лица, они были правильными и скорее красивыми, но она вряд ли производила впечатление человека, с которым хочется подольше поговорить.
Впрочем, у Гвендолен сейчас не было желания вообще ни с кем говорить. Даже на привыкших к ее манере общения и покорно ждущих рядом с ней на галерее Логана с Дагаддом она вылила уже не чашу, а целый котел изощренного остроумия, так что они даже стали с беспокойством на нее поглядывать.
— Гвендолен, — сказал наконец Логан, — нам обязательно нужно сегодня с ним поговорить.
— Ваши планы удивительно однообразны, — фыркнула Гвендолен. — Или вы не надеетесь на мою слабую память, поэтому решили повторить в двадцатый раз? Только если я страдаю недостатками памяти, то вы зрения. Не видите, сколько в зале воинов Провидения?
— Если вы считаете, что надо подождать, я подожду, — упрямо повторил Логан. — Но мы не уйдем отсюда, пока с ним не встретимся.
— Она ведь сама до жути хочет с ним языком подвигать, — вступил Дагадд, с некоторой тоской глядя на свой живот. Словно опасаясь, что он уменьшится от долго ожидания. — Но почему-то дрыгается.
— Я боюсь?
Гвендолен повернулась к нему так резко, что небрежно связанные в узел волосы рассыпались, а плащ за спиной натянулся и затрещал от желающих развернуться крыльев. По счастью, никто на эту сцену не обратил внимание, потому что в зал как раз торжественно втащили обещанного оленя, и обступившие его слуги стали поспешно отрезать мясо и подносить гостям. Логан мгновенно бросил созерцание эбрийских огнеглотателей и попытался вклиниться между Гвендолен и своим другом.
Тот, впрочем, радостно забыл обо всем, поскольку им на галерею также принесли здоровенный кусок оленьей ноги — Гвендолен все-таки не забыла позаботиться о нем, несмотря на их бесконечные препирательства.
— Ну хорошо, — сказала Гвендолен, стискивая зубы, — пеняйте на себя. И если исход этой встречи будет похож на предыдущий, не кидайте в меня костями, которые останутся от этой ноги через пять минут. Впрочем, у меня есть смутная надежда, что ваш премудрый Дагди не оставит и костей. Идите пока в тот кабинет под лестницей, что я вам показывала.
Она фыркнула и исчезла в каких-то тайных проходах галереи, чтобы через некоторое время появиться уже внизу, в зале среди пирующих и пляшущих. Ей было немного не по себе — тем более что волосы свободно лежали на плечах, а один их цвет был способен привлечь внимание толпы. Правда, одета она была как все пробегающие по залу слуги — в одинакового цвета камзолы и короткие плащи. Плащ с широким воротником не очень удачно, но все-таки скрывал крылья.
Но в такой толпе каждый начинает обращать внимание только на себя. К тому же все были увлечены оленем. Даже воины Провидения соизволили наконец расслабиться и подойти к столам, где разливали золотистое валленское.
Странными были эти последние пять-семь шагов, которые она делала по направлению к Баллантайну. Давно протянувшаяся между ними нить быстро наматывалась, толкая ее вперед, но ноги почему-то не хотели до конца сгибаться в коленях. Она поклонилась так низко, как могла, еще раз продемонстрировав тем самым все великолепие своих кудрей, скрывших лицо.
— Довольны ли вы тем, как мы все сделали, сьер Баллантайн?
У него снова было такое же вдохновенное лицо, какое она видела на Конклаве — он видел впереди осуществление своих идей и был наполнен ими.
— Я даже не мог надеяться, что вы справитесь так хорошо, Гв… — он запнулся. — Элизия, это моя помощница в канцелярии, Доли Антор. Доли, это Элизия, моя супруга.
— Так это и есть твоя новая… — темноволосая женщина слегка запнулась. — Выпрямившаяся Гвендолен видела, что та разглядывает ее немного нахмурившись и с вполне понятным подозрением. — Эбер, но это же… Позволь мне тебе сказать пару слов.
Она легко потянула его за рукав сторону.
— У меня к вам тоже важное дело, сьер Баллантайн, — произнесла Гвендолен, и глаза ее сузились. — Но я подожду.
Далеко они не отошли, или Элизия нарочно шептала чересчур громко, с поправкой на уши Гвендолен.
— Мне кажется, или она… ну в общем, ты понимаешь, что я имею в виду? Что она… из этих?
— Тебе не кажется, — терпеливо, но с легким вздохом произнес Баллантайн.
— Эбер, ты в своем уме? Рано или поздно об этом узнает вся канцелярия. Ты и так привлекаешь чрезмерное внимание к своей особе, и не всегда доброжелательное. Ты хочешь, чтобы нам опять пришлось уехать?
— Наверно, если бы я взял к себе в помощники эбрийского евнуха с отрезанным языком или лесного убийцу из Вандера, вместо девушки, которая очень помогла и которая виновата только в том, что немного не похожа не остальных, я бы несомненно вызвал гораздо более дружелюбное внимание? Может быть, еще по карьерной лестнице бы поднялся?
— Эбер, не передергивай! Ничего себе — немного не похожа! У меня, конечно, нет предрассудков, ты знаешь, — она покосилась на Гвендолен с некоторой жалостью, — но ты прекрасно представляешь, как к ним относятся в Тарре, да и во всем Круахане.
— Ты предлагаешь мне отнестись так же? Давай закончим этот разговор.
— Уж лучше бы она действительно была просто слегка горбатой, как кажется на первый взгляд, — сказала Элизия ему в спину, поскольку он уже направился к Гвендолен.
— Вы что-то хотели мне сказать, Гвендолен?
Он произнес ее имя не скрываясь, потому что вокруг настолько шумели, что вряд ли можно было что-то расслышать. Начинались танцы, и толпа быстро оттеснила их в угол зала, заставив оказаться совсем близко друг к другу. Гвендолен подняла голову — она была ненамного, но все же ниже его — его глаза и улыбка остались прежними. Интересно, раньше ей никогда не нравились ни светлые глаза, ни светлые волосы, и у мужчин своего клана она смотрела только на темнокрылых, со жгуче-черными кудрями. Но у него были удивительные глаза — широко расставленные, с чуть опущенными вниз уголками. И когда он смотрел ей прямо в глаза, как сейчас, улыбка светилась во взгляде, хотя вроде бы он и не улыбался. Это была какая-то внутренняя улыбка, словно пытался осторожно погладить ее душу. Может, он единственный из людей понимал, как ей это нужно? А может, он вообще ничего не хотел, а так улыбался всем, но Гвендолен рвалась к нему еще сильнее, чем в лунные ночи стремилась взлететь.
— У меня к вам… одно важное поручение, сьер Баллантайн, — сказала она чуть хрипло — почему-то всегда, когда она с ним говорила, в горле очень быстро пересыхало. — Скажите… вы сейчас можете ненадолго пойти со мной?