Упавшая на пол девушка повела себя более чем странно. Она зашипела, словно на угли плеснули водой, и, выхватив короткий кинжал из ножен на щиколотке, прыгнула к Дагадду.
— Не смей, толстый боров! Как ты мог до него дотронуться своими грязными руками?
— Если бы вместо того, чтобы кидаться на гостей, ты принесла воды, как велено, то Дагди бы их сначала помыл, — вступила Гвендолен, которая в любом случае не могла остаться в стороне от таких интересных событий. Попутно она обратила внимание, что кинжалом девушка владеет весьма неумело, но искупает это какой-то первобытной яростью. Совершенно некстати она вспомнила, как утром так же замахивалась на гвардейцев, наступавших на Эбера.
Гаран, достаточно легко выскользнув из хватки растерявшегося Дагадда, вновь опрокинулся на диван и громко захохотал:
— Теперь вы понимаете, почему дверь не заперта? Я даже собак не держу, мне вполне хватает этой шлюхи. Я бы ее взял в телохранительницы, да будет противно все время смотреть, как она ко мне пристает.
Девушка даже не всхлипнула и не отвела глаз, стоя на коленях с кинжалом наготове. Гаран взял ее за плечо, рванул накидку, так что та треснула, и повернул спиной, показывая плотно прижатые друг к другу и прихваченные ремнями крылья.
Такие же, как у Гвендолен. Только коричневые, с теплым шоколадным отливом.
— Видели иногда таких? В постели они бывают довольно занятные. Если хотите, дам попробовать.
— Тельгадда! — громко закричала Гвендолен, так что все в конате невольно вздрогнули. — Тельгадда! Ты меня помнишь?
Девушка наконец полностью подняла лицо. Оно было очень худым, почти треугольным, и чуть узкие глаза с длинными загнутыми ресницами сообенно выделялись, потому что казались абсолютно черными.
— Маленькая Гвен? Гвендолен Антарей? — произнесла она неуверенно. — Тебя еще терпят, несмотря на твои выходки? Или ты стала мудрее и старше?
— Я всегда была исключительно мудрой, — процедила Гвендолен сквозь зубы. — Поэтому на самом деле не вы терпели меня, а я вас. Но сейчас мое терпение куда-то улетучилось, и мне очень хочется здесь что-нибудь выкинуть. И я даже знаю, с кого начну.
Она рванула застежку плаща и развернула крылья, едва не задев стоящих рядом. Ремней на корабле она не носила, а в Эбре понадеялась на то, что многочисленные покрывала и широкий капюшон все и так отлично скроют.
— Тебя зовут Любопытным? — спросила она почти весело. — Можешь удовлетворить свое любопытство на мне. Я просто очень не люблю нападать первой, мне нужен повод.
— Гвендолен!
— Гвен, оставь это!
Баллантайн взял ее за плечи и отодвинул назад. Стоя рядом, он почти касался лицом ее крыльев, и вдруг она остро вспомнила, как он любил их гладить, лежа рядом.
— Не надо, Гвендолен, — тихо сказала Тельгадда. Она смотрела прямо на них, и впервые ее глаза наполнились слезами. — Ты ведь знаешь, почему я так. Я вижу, что ты знаешь.
— У тебя тоже такая есть? — Гаран нимало не смутился. Словам Гвендолен он, похоже, не придал особого значения. — Можем сменяться на сегодня.
— В общем так, — тихо сказал Эбер. Он всегда говорил не очень громко, но тут Гаран даже приподнялся на диване, чтобы расслышать. — Сейчас ты покажешь нам наши комнаты, и до рассвета избавишь нас от своего общества. Есть в твоем доме мы не будем. Если ты еще раз ударишь эту девушку, — он кивнул в сторону Тельгадды, — или пальцем до нее дотронешься, я никого из своих спутников не стану удерживать от членовредительства. И, скорее всего, не удержусь сам.
— Да она тебе сама глаза выцарапает, если поймет, что я из-за тебя до нее не дотронусь, — Гаран откровенно веселился, раскинувшись на подушках. — Неужели ты по своей не понял?
Гвендолен вздрогнула.
Тогда, сделав шаг вперед и по-прежнему сжимая рукой ее плечо, Баллантайн отчетливо произнес самое грязное ругательство, которое вообще могло звучать на эбрийском языке. Состоящее из четырех изощренных оборотов и пяти очень выразительных эпитетов.
— И как ты можешь постоянно сидеть на полу? — пробормотала Гвендолен, тщетно пытаясь устроиться поудобнее. Но сидеть, сложив ноги, как Тельгадда, у нее никак не получалось. Поэтому она все время ерзала, то подгибая их под себя, то обхватывая руками, но какая-то часть тела все время затекала.
— А как ты могла месяц проплавать на корабле? Самая жуткая и неудобная вещь, которую люди только придумали, — отозвалась Тельгадда, разливая по маленьким чашкам какой-то темный отвар.
— Ничего такого ужасного в кораблях нет. И потом, это же ради того, чтобы быть с ним.
— Вот именно, — промолвила Тельгадда, и наступило молчание. Тогда она потянулась к стоящей перед ней узкогорлой бутылке и плеснула в чашку: — Хочешь?
Гвендолен с сомнением принюхалась.
— Да, это коньяк из Ташира. Я теперь все время пью. Наверно, потому что ничего не ем, — Тельгадда усмехнулась.
— Телли, неужели ты никогда не пробовала… просто уйти? Или он держит тебя силой?
— Да, он держит меня, — Тельгадда выпрямилась. — Только не так, как ты думаешь. Уйти? Достаточно того, что он и так уходит слишком часто. Я даже не пыталась. Я знаю, что умру недели через две. Тебе, правда, повезло больше, чем мне… пока. — Она сделала большой глоток и прижала ко рту тыльную сторону ладони. — Твой Баллантайн, конечно, не такой, как Гаран. Но проклятие Вальгелля всегда сбывается, если настигло.
Она откинулась назад, прислонившись к стене, и полуприкрыла глаза, которые из-под ресниц казались черными щелями на лице.
— Все-таки странно, почему он заступился за меня? И тот второй, толстяк. тоже… Известно ведь, как люди к нам относятся.
— Ну… эти двое, что пришли с нами, — Гвендолен бросила быстрый взгляд через плечо и перешла на шепот, — мне кажется почему-то, что они не совсем люди… А Эбер… — она все еще запиналась, выговаривая его имя, — я потому его и выбрала, что он не похож на других.
— Гордишься? Пройдет время, оно все меняет, маленькая Гвен. У него много других женщин?
— Он женат.
— И зачем-то едет за море в Эбру с двумя странными людьми, которые не совсем люди, и крылатой любовницей? Да, он действительно не похож на других, — Тельгадда издала глухой смешок. — И зачем вас несет в столицу? Сесть на корабль гораздо лучше здесь, будет незаметнее.
— Нам нужно… — Гвендолен запнулась. У крылатых не могло и не было быть тайн друг от друга, тем более что они многое видели яснее людей, как понимали все языки, как чувствовали фазы луны на небе. Но Тельгадда, связанная с таким человеком, как Гаран… Сколько в ней осталось от крылатой? И сколько осталось в ней самой, пусть ее проклятие и не давит так сильно?
— Вы что-то ищете, — Тельгадда задумчиво покачивалась, поглаживая руками крылья. Ее лицо теперь было странно умиротворенным. — С другой стороны, какое мне дело? Еще вам нужен какой-то человек в Эбре. Имей в виду, только Гаран может вам помочь. Он многих знает, а вам спокойно гулять по улицам теперь не придется.
— Во всей эбрийской казне вряд ли сыщется столько мешков с дирханами, за которые он согласится теперь нам помогать, — покачала головой Гвендолен.
— Ты полагаешь, я не имею на него совсем никакого влияния? Не бойся. Бывают мгновения, когда имею.
Тельгадда снова плеснула себе коньяка в чашку.
— Говорят, в Эбре есть человек, который проповедует о скором конце мира, — осторожно начала Гвендолен.
— Ты тоже об этом слышала? Их очень много. Или если это один и тот же, то у него сотни обличий. Сказки про конец света часто можно послушать на площади. Но их всегда выкрикивают разные люди. Поэтому его до сих пор не схватили и не отвели к султану, который тоже очень хочет послушать его проповеди. Так это его вы ищете? Твоему Баллантайну королевская канцелярия велела узнать точное время конца. Чтобы лучше подготовиться?
— Вроде того, — Гвендолен уже немного пожалела, что ввязалась в разговор.