— До восхода не более часа осталось — не хватит для долгих раздумий. Хорошо, поразмыслить ты можешь, но я жду ответ до рассвета.
Логан ничего не сказал вслед удаляюшимся шагам. А может, ушел сам? Гвендолен не решалась выглянуть, только плотнее завернулась в крылья и закрыла глаза по детской привычке — если я сама себя не вижу, значит, я хорошо спряталась. Сидеть спокойно для нее всегда было очень трудно, поэтому Гвендолен начала считать про себя — вначале по-вандерски, потому что это было логичным продолжением ее сочинений, потом по-круахански, потому что давно решила именно этот язык считать своим. На цифре "тридцать" она уже летела над серебристыми горами, поворачивая на запад, навстречу луне — любимый сон всех крылатых, предвещавший им удачу, и была уверена, что потоки прохладного ветра под крыльями — это явь, а странный разговор на лестнице ей приснился.
— Есть определенная разница между тем, как держать меч и кинжал, — пробормотал Логан, ни к кому специально не адресуясь, но выразительно взглянув в сторону Гвендолен. Как самые опытные в обращении хоть с каким-то оружием, они держали оборону у главного входа, расположившись по обе стороны лестничной площадки — один со взведенной стрелой в ложе арбалета, другая — сжав рукоять меча с черными узорами на лезвии. Заднюю калитку доверили Эльмантару с Дагаддом. Остальные собрались в главном зале, вооружившись всем, что смогли найти в доме Аллария — от кухонной утвари до отломанных досок, но было сразу понятно, что толку от них будет немного.
— Странно, что некоторые обращают внимание на такие заурядные вещи, отвлекаясь от познания мира, — ядовито заметила Гвендолен, которая действительно понятия не имела, как поудобнее ухватиться за рукоять. Меч казался ей слишком длинным и совершенно бесполезным в своей изысканной красоте. Логан внезапно отвернулся — неужели, чтобы спрятать выражение лица? Выходит, ей ничего не приснилось. И все утренние события, которые произошли до того, как они заняли свой наблюдательный пост, имели гораздо более глубокий смысл, чем могло показаться со стороны.
Гвендолен благополучно проспала бы не только восход, но и полдень, если бы ее не тронула за плечо чья-то рука. Человеческие прикосновения — кроме рук Эбера — она по-прежнему выносила с трудом, поэтому сразу проснулась, и нельзя сказать, что в наилучшем настроении. С вечера у нее оставался только глоток воды, поэтому возникало стойкое ощущение, что язык увеличился в два раза и скоро перестанет помещаться во рту. В голове гудел огромный колокол, упорно бьющий по вискам. Нависшее над ней лицо Аллария с прорезавшей лоб вертикальной морщиной она различала сквозь какую-то неясную дымку, потому что глаза не желали до конца разлепляться. Впрочем, хозяин дома тоже выглядел не лучшим образом — на веках легли темные круги, скулы выступили так, что лицо казалось треугольным, а горбатый нос на фоне ввалившихся щек казался угрожающим клювом.
— Вот снова явились знакомцы твои, о крылатая дева, — провозгласил он шепотом, прижимая палец к губам. Но тон его не стал от этого менее торжественным. Алларий все время держался, как на подмостках перед тысячами зрителей. — Ты ведь должна была весть им подать на рассвете, как помнишь.
Некоторое время Гвендолен возилась, пытаясь подняться. На одном крыле она лежала полночи, поэтому полностью перестала его чувствовать, и от этого возникало ощущение, будто она хромая. Но главное было не это — ей казалось, что сейчас она прыгнет в пропасть, не умея раскрыть крылья. Она прекрасно помнила, что от нее ждут и что она сейчас должна сказать и сделать. Спускаясь во внутренний двор, Гвендолен бросила только один взгляд через плечо на большую залу, в которой все спали где и как придется. Ей даже не надо было искать глазами Эбера — он дремал у входа, откинув голову назад, и веки его вздрагивали, словно пытаясь разглядеть бесконечно меняющиеся картины. Так просто — подойти, пока все спят, тихо потянуть его за камзол и сказать: "Пойдем. Туда, где ты будешь живой и в безопасности. Где никто не сможет тебя отобрать у меня. Где никто до нас не дотянется".
Туда, где ты будешь несчастлив до конца своих дней.
— Алларий, у меня к тебе огромная просьба, — произнесла Гвендолен сквозь зубы, останавливаясь. — Скажи этим своим гостям… передай им, что я с ними не пойду. Что я благодарна и все такое. Но я пока что останусь здесь.
— Разве утратила ты к разговору способность внезапно? Голос пропал, иль язык отнялся, иль забыла наречье вандерцев, что посылаешь меня как слугу за ворота?
— Я не могу этого сказать сама, — прошептала Гвендолен. Наверно, впервые в жизни она отвечала без насмешек и колкостей. — Просто не сумею. Но и по-другому поступить мне тоже нельзя.
Алларий внимательно посмотрел на нее, по привычке наклонив голову к приподнятому плечу. Как всегда, у Гвендолен возникла стойкая уверенность, будто он видит все ее мысли, словно они разложены перед ним, как фрукты на блюде в его гостиной. "Зачем тогда ты спрашиваешь, раз тебе все и так понятно? — сказала она про себя. — Я не смогу жить без любви к нему. Но жить, зная, что я ее навязала против его воли, я тоже не смогу. А его воля точно не в том, чтобы поехать со мной. Можно даже не задавать такого вопроса".
Алларий покачал головой и ушел, так больше ничего и не сказав. А Гвендолен села на ступеньки и спрятала лицо в коленях. Ей хотелось забиться куда-нибудь в угол, накрыть голову краем плаща и ни о чем не думать хотя бы один день. Может, это начинал сказываться голод? Она прекрасно сознавала, что на рассвете в дом точно попытаются проникнуть, что нужно собрать все силы и гнев, потому что на других, судя по их длинным речам и любви к спорам, надеяться в ближнем бою не стоит. Но ее охватило какое-то сонное безразличие, словно кровь, вместо того чтобы как всегда яростно стучать в сердце, медленно и равнодушно проталкивалась по жилам.
Вышедший на лестницу Логан остановился рядом, помедлил и опустился на ступени чуть поодаль. Он ничего не сказал, а Гвендолен ничего не спросила. Но выражение лиц у них было очень похожее — людей, потерявших понимание того, зачем жить дальше.
Алларий вернулся довольно скоро, неся какой-то длинный предмет, завернутый в кусок темной ткани. Когда он развернул его перед Гвендолен, предмет оказался мечом — с фигурной блестящей рукоятью в виде переплетающихся листьев. Такой же узор, только черный, вился по лезвию, покрывая его почти полностью.
— Скальду Данстейна придется несладко сегодня в сраженье, сказали вандерцы. Пусть этот меч пригодится тебе и поможет победы добиться.
— Учитывая мой богатый опыт в обращении с мечами, мне он пригодится разве только чтобы самой заколоться, — мрачно сказала Гвендолен, не поднимая головы. Но меч ей понравился — она никогда не видела такого красивого оружия. Кинжалы она всегда выбирала самые простые, с деревянными рукоятками, во-первых, потому что никогда не могла похвастаться толщиной кошелька, во-вторых, потому что они у нее в ножнах редко задерживались надолго. А такой меч стоил, наверно, не меньше половины корабля. Или как маленький дом в предместьях Тарра. Услышав мечтательный вздох Логана рядом с собой, Гвендолен поспешно ухватилась за рукоять — мнение в целом презирающего обычное оружие книжника было не менее ценным, чем предполагаемая стоимость меча.
— А я три года учился валленской технике боя, — сказал Логан в пространство, ни к кому особенно не обращаясь. — Ваши друзья из Вандера ничего не перепутали?
— А ты не перепутал, что собираешься делать? — заметила Гвендолен без особой приязни, внезапно вспомнив подслушанный ночью разговор. Она вдруг поняла, почему Логан поднялся так рано, и ощущение того, что она явно лишняя, вызвало приступ жгучего раздражения. — По-моему, меньше всего ты думал сегодня размахивать мечом.
— Мало что может укрыться от девы крылатой, — задумчиво произнес Алларий, — хоть не у окон вели в этот раз мы беседу. Видно, ее проницательность стены пронзает.
"Но все же вряд ли сравнится с твоей", — подумала ошарашенная Гвендолен. Оказывается, Алларий не только видит ее насквозь в данную минуту, но и замечательно представляет себе ее повадки в недавнем прошлом. Подумав о том, что еще из ее поступков он мог так же легко представить, она чуть опустила глаза — краснеть было не в обычае крылатых., но все-таки…