Сирри обернулся, и Гвендолен отпрянула от занавеси, шагнув в комнату вслед за Лейвхаром, Улли и другими. Она шла последней, сосредоточенно глядя на носки башмаков, но не потому, что вандерцы так низко ставили своего скальда, а потому что замешкалась в дверях, пытаясь поймать важную мысль, скачущую в голове. Утро выдалось слишком богатым на события, а предыдущий день — слишком скудным на еду и прочие простые радости жизни, чтобы крылатая дева могла чувствовать себя в достойной форме. Но Гвендолен упорно загоняла в угол сопротивляющиеся мысли, будучи уверенной, что рано или поздно она дотянется до того, что ей нужно.
— Да будет Длинноволосый благосклонен к тебе, правитель страны на южном берегу, — торжественно провозгласил Лейвхар и стукнул об пол секирой. — Твоя удача уже велика — Данстейн прислал тебе нас. И будет еще больше, если ты исполнишь желания нашего конунга.
— Дипломатия никогда не была качеством, которое в Вандере воспитывают с детства, — вздохнул Зальбагар, откидываясь обратно на подушки. — Ты мне твердил, Сирри, что они преданные союзники. Разве заключение союза начинают с требований?
— Это они от чрезмерной скромности, — встряла Гвендолен, неожиданно для самой себя, но Лейвхар с командой продолжали сохранять невозмутимое выражение лица. — Боятся. что потом у них совсем не хватит уверенности в себе, чтобы о чем-то попросить. Неужели ты не заметил, как они робеют, правитель Зальбагар?
Преемник султана уставился на нее, широко раскрыв глаза, но из-за тяжелых набрякших век его взгляд по-прежнему казался полусонным:
— У вас женщинам позволено разговаривать?
— Может быть, поэтому они не вызывают у мужчин такого отвращения, как ваши, — буркнула Гвендолен, не испытывая особой радости, что впуталась в разговор. Особого стремления привлекать внимание к своей особе у нее не было, но неумение держать язык за зубами вновь ее подвело.
— Скальд конунга может говорить всегда и везде, — торжественно провозгласил Улли, выпячивая грудь, из чего у Гвендолен сложилось впечатление. что говорит он в первую очередь о себе. — Ведь песни, которые он слагает, приносят удачу.
— Это правда? — Зальбагар заинтересованно оглянулся на своего советника. — А ты можешь сочинить что-нибудь для меня?
— Мое вдохновение просыпается только если ему что-то пообещать, — Гвендолен показалось, что мысль наконец отыскалась, и она ясно взглянула в лицо Зальбагара, крепко сжимая рукоять меча.
— Всем, всем от меня что-то нужно, — с легкой тоской заметил нынешний султан Эбры. — Давайте тогда по порядку. Какой платы потребуют люди из Вандера? Чтобы я дал им право на прямую торговлю на море?
— Мы уже говорили об этом с твоим мудрым человеком, — Лейвхар мотнул головой в сторону Сирри. — Мы не торговцы, а воины. И нужно, чтобы в войске было больше преданных тебе, а не тому, другому. Мы будем учить твое войско и водить его в походы по пустыне. Сюда приехали те, кто готов или добыть много богатства, или сложить голову под здешними звездами. На море скоро будет править другая сила, как сказал наш мудрый человек — он совсем такой же мудрый, как твой. И там не добудешь столько славы, как мы привыкли.
— Сейчас твои воины только внешне покоряются тебе, а на деле — тому, в чьих руках власть. Но чем больше своих союзников ты поставишь над ними, тем больше власти перейдет к тебе.
— Ну что же, по крайней мере, вы не требуете торжества справедливости и установления новых законов, как некоторые ребята в Эбре, которые очень любят сотрясать воздух своими криками. Я не избавитель от власти ненавистного деспота и не другой деспот, пришедший ему на смену. Я просто другой. Я хочу эту власть, и я ее получу, и не стану долго размышлять над каждым шагом. Ты не передумала мне сочинять песню удачи, рыжая девушка? Хотя если тебе нужна награда, тебе все равно, кому слагать песни.
"Твоему дяде я бы точно не сочинила ни строчки, — подумала Гвендолен, сощурившись. — Потому что никакие славословия не заставили бы его дать мне то, о чем попрошу. А с этим Зальбагаром — кто знает, может и получится?"
— Пусть в каждой строке будет победа, — торжественно провозгласил Улли, и его взгляд, обращенный на Гвендолен, как всегда соединял в себе ревнивое удивление и смутное восхищение.
"Ты думаешь, для крылатой это сложно? — Гвен равнодушно передернула плечами, выдерживая паузу скорее для приличия и для того, чтобы притянуть к себе все взгляды. — Бедняга до сих пор еще не понял, что мы можем соединять человеческие слова, как вздумается".
— С победою пусть правит
Пришедший к власти следом,
Победы песня скальда
Поможет ему множить, — произнесла она чуть нараспев, адресуясь больше к вандерцам, чье учащенное дыхание слышала за спиной.
— Победный клич в пустыне
Повсюду слышат люди,
Вечно властитель станет
Всем победами ведом.
Зальбагар очень пристально смотрел на ее лицо, точнее — на губы, довольно долго выжидая после того, как они перестали шевелиться, затем не поленился приподняться на локте, с сомнением оглядывая вандерских предводителей, но те ни на кого не обращали внимания, замерев в священном восторге.
— И что, я должен за это награждать? — спросил он брезгливым тоном. — Это все?
Поскольку Лейвхар и Улли покачивались на носках, полузакрыв глаза от нахлынувшего счастья, ответить за всех пришлось советнику Сирри:
— Рассказывают, мой властелин, что два семидневья назад король Данстейн взял приступом последнюю крепость своего давнего врага и соперника. Перед боем он поднялся на холм неподалеку и долго выкрикивал какие-то строчки, довольно похожие на те, что сейчас довелось услышать тебе. Говорят, что за них он отдал обручье из золота весом с голову ребенка. Не напоминает ли о нем украшение на левой руке этой странной девы?
— Ты что, всерьез считаешь, что этот бред, не стоящий называться стихами, приносит победу и удачу?
— Ни секунды не верю, мой властелин. Но и обратное утверждать тоже не берусь.
— Все с ума посходили, — с глухим раздражением пробормотал султан Эбры, отворачиваясь. — Моих слуг и союзников охватило заразное безумие. Что ты хочешь за свое дикое творение? Говори скорее и убирайся, пока и я не начал думать, что этот нелепый набор звуков поможет мне добиться цели.
Зальбагар вытянул из-под подушек ногу, оценивающе разглядывая роскошные браслеты на щиколотке и явно прикидывая, с каким расстаться. Гвендолен втянула воздух сквозь зубы, как всегда, прыгая с высоты и разворачивая крылья навстречу ветру.
— Я не возьму от тебя золота. — сказала она чуть хрипло. — Мне нужно другое.
— Что, она еще и выбирать имеет право? — Зальбагар обернулся к молчаливому Сирри. — Ну говори быстрее, чего ты хочешь, женщина.
— Мне нужно полное прощение Эбера ре Баллантайна и разрешение для него находиться на земле Эбры когда и сколько он пожелает, — скороговоркой произнесла Гвендолен на выдохе и только в конце фразы разжала стиснутые в кулак пальцы.
— Кого? Какое прощение? — эбрийский султан растерялся еще больше. — О чем она говорит? Сирри, зачем ты нашел каких-то полоумных союзников?
— Под прозванием ре Баллантайн в Эбру несколько дней назад приехал тот, человек из Круахана, чье настоящее имя вне закона, а изувеченное тело на дне гавани. Вернее, мы полагали, будто оно там, — спокойно заметил Сирри, с легким любопытством разглядывая Гвен из-под полуприкрытых век. — Я не стану произносить вслух, как его зовут, тем более и вам, и вашему достопочтенному отцу хорошо известно, из-за кого ваш отъезд в Ташир оказался столь поспешным. Интересно, что ты заговорила о нем, девочка.
— Чтоб мне песка наглотаться! — Зальбагар так резко сел на ложе, что половина подушек съехала на пол. — Да я ни за что… Как ты вообще посмела… никакие ваши северные заклинания меня не заставят даровать ему прощение! И если ты еще раз…
— Вам это и не понадобится, мой властитель, — по-прежнему ровно продолжил Сирри. — Как показывают последние события.