— Мои помыслы и душа открыты Провидению, — свита, состоявшая большей частью из круаханцев, забормотала нестройно, но вполне искренне, кое-кто даже с завыванием. Но воин продолжал держать руку на засове.
Гвендолен поморщилась — просто шевелить губами в общем хоре оказалось недостаточно.
— Мои помыслы и душа открыты Провидению. — сказала она сухо, словно наступая в раскинувшуюся у ног жирную лужу. — Глава Приумножающей ветви будет не очень доволен, что я задерживаюсь.
— Я буду прощен, когда узнают, что я радел исключительно о безопасности, — воин говорил бесцветно, но твердо. — Вы что-то прячете под плащом. Вам нужно его снять.
— Может, Великому Магистру Ордена Чаши имеет смысл войти в чертоги в чем мать родила, чтобы показать, что я ничего не умышляю против Провидения?
— Вы должны снять плащ, — повторил воин, даже бровью не поведя в ответ на самую раздражающую обычных людей интонацию Гвендолен.
— Мне хотелось бы пощадить чувства собеседников, — Гвен выдохнула сквозь зубы, ради терпения посчитав про себя до шести. — Погода снаружи хорошая, солнце светит, зачем вам такой день портить?
— Пока вы не снимете плащ, дверь не откроется.
— Ладно. Напросились сами.
Гвендолен потянула завязки плаща, красивыми четкими складками стекавшего вниз и драпировавшего всю ее фигуру от горла. Конечно, любой охране такой наряд не мог не показаться подозрительным. Но посольство Ордена въезжало в Круахан при свете дня, через южные ворота, под пристальными взглядами толпы зевак, и Гвендолен не очень хотелось, чтобы в ее спутников вдруг начали швыряться камнями.
Огненного цвета крылья были плотно сложены, но короткие перья на сгибе упрямо топорщились, как всегда, когда их владелица впадала в явное раздражение.
Воин отшатнулся, сделавшись зеленовато-бледным — обычно с таким выражением смотрят на попавшую в постель змею или ящерицу. Кривыми губами он пробормотал:
— Подбери… те плащ. Когда совет увидит, что опасности нет… сможе. те хотя бы… прикрыть… это.
— Исключительная заботливость о собратьях. Странно, что я еще вижу, куда идти. Так мне застилают глаза слезы умиления.
Так Гвендолен в третий раз в своей жизни вошла в Чертог Провидения, демонстративно волоча за собой плащ, тянувшийся по полу. Она не оборачивалась, потому что в общем-то и так прекрасно представляла, что происходит за спиной. Давняя привычка выпячивать подбородок и держаться тем более надменно, чем больше у тебя неприятностей, начинала понемногу утомлять своей повторяемостью.
— Ты чем-то расстроена, Великий Магистр Чаши?
Говоривший выглядел в общем-то довольно комично и напоминал неуклюже слепленный шар с непропорционально большой головой, короткими толстыми ногами и простодушно-хитрым выражением на гладко выбритом лице — такое могло быть и у плутоватого хозяина небольшой лавки, и у его горластой жены, лицо человека без четкой принадлежности к какому-либо полу, народу или сословию. В последнюю очередь судьбе следовало наделять таким лицом человека, носящего на поясе ключи от всей казны Службы Провидения. Или наоборот, именно такое лицо у него и должно быть? Гвендолен покосилась на человечка, скрестившего пальцы на животе и слегка покачивающего не достающими до пола башмаками, без особого удивления — она давно привыкла к тому, что люди очень некрасивые создания, и поражаться тут было нечему.
— Да, я немного опечалена. Теперь мне придется набирать заново больше половины слуг. А это довольно трудно сделать в Круахане, где без сплетен не садятся ужинать.
Человечек вздохнул, поудобнее складывая руки и посмотрел через плечо Гвендолен на ее сильно поредевшую свиту. Четверо в темно-изумрудных плащах переминались с ноги на ногу и явно чувствовали себя неуютно в огромном чертоге. У двоих под плащами виднелись вандерские кольчуги, лица других были раскрашены на манер жителей островного Ташира. Круаханцы растворились, словно их никогда не было.
— Орден Чаши должен быть готов к подобным трудностям, раз избрал себе такого странного Великого Магистра, — с легким брюзжанием заметил собеседник Гвендолен. — Воины Провидения не слишком подвержены человеческим предрассудкам, но нам тоже будет нелегко вести с тобой переговоры. Хотя благо Провидения превыше всего. Поэтому прошу нам простить излишнюю сухость и стремление побыстрее закончить беседу.
— За семь лет я привыкла, что в моем присутствии люди утрачивают красноречие, — Гвендолен подобрала с пола плащ. — Вы позволите, сьер Ирви?
— Да, так будет несомненно лучше, — с явным облегчением заметил человечек. — Тем более что все детали переговоров наш собрат Эбер ре Баллантайн, надеюсь, возьмет на себя. Ему это будет проще как создателю Ордена и вашему… как это точнее выразиться, предшественнику. Он ведь по сути и настоял, чтобы Провидение обратило взор на Орден Чаши, в чем мы, правда, пока что не раскаиваемся. Несмотря на ваше… мягко сказать, равнодушие к общепринятым нормам.
— Сьер ре Баллантайн уже приехал из Тарра?
Гвендолен сощурила глаза до предела, глядя на яркое пятно от цветного стекла на полу. Это всегда помогало ей сохранять выражение лица неизменным. Но шнур плаща пришлось срочно развязать и затянуть заново, потому что сердце подскочило к горлу.
"Он здесь! Сегодня я его увижу! Уже два месяца прошло… Как я еще дышу — непонятно".
— Разве вы еще не успели повстречаться? — вопросом на вопрос ответил Ирви, казначей Провидения и глава Приумножающей ветви. — О, это так… непохоже на собрата Эбера. Он, наверно, просто очень устал с дороги.
— Вчера я весь день провела в покоях Изучающей ветви, — .ровным голосом произнесла Гвендолен. Второй признак раздражения не заставил себя ждать — она ясно почувствовала, как плотно прилегает к бедру клинок темного вандерского меча, который всегда носила с собой. Поэтому она не удержалась и мстительно прибавила: — У сьера Гнелля почему-то не было желания побыстрее закончить со мной разговор.
Ирви нахмурился — на его лице это смотрелось потешно, но последствия могло означать нешуточные.
— Собрат Фредерик очень интересуется вами… вернее, природой вашей силы. Впрочем, не станет же глава Изучающей ветви скрывать от своих собратьев то, что ему удастся узнать?
— Разумеется, нет, — Гвендолен наконец расправила все складки плаща, одновременно приведя в соответствие лицо — плотно сжатые губы и замкнутое выражение глаз. — Если это послужит на благо Провидения.
— А если это послужит на благо самого Фредерика Гнелля? — Ирви задвигался в кресле. — Ты тоже станешь нас уверять, девочка с крыльями, что никакой силы у вас нет?
— Я полагала раньше, — наморщила нос Гвендолен, — что воины Провидения ставят слова собратьев превыше всего. Допустим, вы не станете сильно прислушиваться к сьеру ре Баллантайну, приехавшему с Эмайны. Но разве глава Изучающей ветви не должен был вам сообщить, что ничем сверхъественным мы не обладаем?
— Приумножающая ветвь исключительно высоко ценит каждое высказывание сьера Гнелля. Именно поэтому, когда он говорит, что беспокоиться не о чем, мы уверены, что на ситуацию стоит обратить самое серьезное внимание. Ты можешь отрицать все, что угодно, но почему все отправленные нами на Эмайну доверенные лица возвращались невредимые, но с приведенной в совершенную негодность памятью?
— Вряд ли стоит обвинять Орден Чаши в том, что на скалах города произрастают прекрасные виноградники. Это в большой степени наш источник дохода и способ торговли с окружающим миром, — Гвендолен пожала плечами, поправляя ножны. Они начинали ей все сильнее мешать. — И тем более не наша вина, что посланцы Провидения проявляют некоторую невоздержанность.
— В Круахане орденских виноградников нет, — кислым голосом произнес Ирви. — Но почему-то наши воины, приставленные к… призванные охранять ваше посольство от превратностей дороги, тоже внезапно потеряли ясность изложения мыслей во всем., что касается дел Ордена?