— Ты станешь притворяться, Магистр Логан, что не знал этого, хотя тебе открыто все, что случается в этом мире, стоит только как следует поискать? И ты все время забываешь, что я уже бывший Хранитель Чаши.
— Хранителями остаются всегда.
— Хранителями оставались всегда, — педантично поправил Алларий, — те мои неудачливые предшественники, которые передавали свою миссию вместе с жизнью. Но мне повезло гораздо больше — я нашел вас. И теперь имею полное право делать то, что мне хочется, и о чем я всегда мечтал. Как вам мое представление? Такого успеха я не имел даже в Эбре, когда сочинял истории про падающий с неба огненный дождь.
Странное было зрелище — один человек, не двигаясь, стоял в нескольких шагах от троих среди прыгающей, кричащей и размахивающей руками толпы, но в их сторону никто даже не повернулся.
— Подчинять себе чужие слезы, смех и страх — это у тебя и в Эбре хорошо получалось. — Гвендолен пожала плечами. Она быстро привыкла к тому, что губами шевелить вовсе не обязательно, тем более — кто услышит ее голос в таком шуме? — С годами ты просто совершенствуешься, вот и все.
— Разве что души, над которыми ты получаешь власть, чересчур примитивны. Тебя это не смущает?
— Мне они больше по нраву, чем десятки вечно находящихся в раздумье. угрюмых умников, собирающихся в вашей Эмайне. Которые сомневаются даже в собственном существовании и которым каждый день надо что-то доказывать. Ты думаешь, я не мог основать Орден? Я просто не захотел.
— А у тебя нет ни в чем сомнений? Например, в величии Провидения, которое ты каждый день прославляешь?
— У меня нет ни малейшего сомнения, — со спокойной нежностью произнес Алларий. — Ни малейшего сомнения в полном отсутствии всякого величия. Но разве это мешает? Я получаю, что хочу.
— И тебя не смущает, что они приказывают тебе? Что ты можешь показать в своем представлении только то, что тебе велят?
— Вопрос в первую очередь заключается в том, КАК показать, — Алларий тонко улыбнулся. — А когда меня в чем-то ограничивают — что же, мне становится только интереснее. Но ты прав, Магистр Логан, когда-нибудь мне это наскучит. Поэтому я несказанно рад нашей встрече — вы ведь пришли сделать мне какое-нибудь очень любопытное предложение. Не правда ли?
— Мы так и будем разговаривать посреди толпы? Или ты нам покажешь более уютное и спокойное место?
— Я попробую. Если дева из рода Антарей перестанет меня сверлить уничтожающим взглядом. А то у нее такой вид, будто я только что танцевал с бубном на ее фамильном надгробии.
— Я счастлива, что у крылатых не бывает фамильных надгробий, — Гвендолен отпихнула руку Логана, дергающего ее за плащ. — Иначе ты непременно бы решил на них сплясать — из чистого любопытства.
— Знаешь, в чем твоя главная ошибка? Ты напрасно думаешь, будто все, кто питается силой Чаши или когда-либо прикасался к ней, заведомо непогрешимые и безупречные люди. Ты ведь до сих пор уверена, что силы у тебя нет, потому что не считаешь себя достойной. А вместе с тем ты можешь черпать не меньше, чем Логан и Дагди, когда перестанешь отворачиваться от этой силы. Мы не лучше и не хуже других людей — мы просто немного другие. Мы можем управлять этой силой, только и всего. Поэтому не жди от меня благородных поступков и самоотречения, Гвендолен Антарей. И сама ими не увлекайся, и не пытайся наделять людей несуществующими идеалами — проживешь дольше.
— Если мы можем, как ты говоришь… управлять силой… если нам открыто больше, чем многим другим… — Гвендолен начала запинаться, но упрямо не отводила глаз, — то от нас и требуется больше. Мы… больше должны.
— Зачем? Кто тебе это сказал?
— Никто. Но я это чувствую.
— А ради кого? — Алларий плавно повел рукой, обводя толпу вокруг. — Ими, действительно, очень просто управлять. Если бы ты очутилась сейчас здесь без плаща, двух мечей на поясе и телохранителей-таширцев, а в образе хрупкой девушки, имеющей несчастье носить на спине крылья? Что поднимают ее так близко к луне, на которую все эти люди смотрят только из окна трактира? Заметьте, кстати. как я точно выстраиваю образы, — продолжал он, не меняя тона. — Какой разумный совет ты дала бы этой девушке? О. мне только сейчас пришло в голову — в следующее таинство неплохо добавить картину разоблачения и уничтожения какого-нибудь проникшего в чертог врага прямо в толпе. Правда, они могут перегнуть палку, — добавил он с легким сожалением, покосившись на ближайших к нему круаханцев. — К сожалению, настоящая смерть и кровь совсем невзрачны и не способны так захватить душу, как придуманные. Поэтому ты зря вцепился в палицу, Магистр Дагадд, — я твердо убежден, что после каждой пьесы все должны иметь возможность мирно разойтись по домам. В первую очередь ее герои.
— Неужели ты дашь нам уйти, так и не узнав, о чем мы хотели с тобой поговорить, мастер Алларий?
— Наша беседа и так была исключительно занимательной. Особенно разговор с Гвендолен. Я очень много узнал о женской душе и не премину этим воспользоваться в своих сюжетах.
— Может быть, мы подскажем вам еще один занимательный сюжет?
— Ну да, — перебила Логана резко помрачневшая Гвендолен, — о том, что происходит с людьми, которые лезут не в свое дело.
— Это очень старый сюжет. Никто уже не сможет придумать ничего нового — только переделать существующее для своих целей.
— Пусть так, — Логан наконец полностью овладел собой. — Но даже внеся совсем небольшие изменения, можно полностью перекроить окружающую действительность. Разве не об этом вы мечтали — чтобы слово, произнесенное с подмостков, воздвигало и рушило целые государства?
— Вы меня искушаете, — медленно, растягивая слова, сказал Алларий. Он уже смотрел не на собеседников, а на каменные плиты пола, где выводил причудливые узоры загнутым носком башмака. — Ох, как вы меня искушаете. Это нехорошо, магистр Логан, так обращаться с человеком, добровольно отказавшимся от могущества в вашу пользу.
— Ну так отпихнись и высыпи все провидельникам! — брякнул Дагадд, не выдержавший топтания на одном месте и давних мук голода и жажды.
— В самом деле, Алларий, если искушение так сильно для вас, никто не мешает избавиться от него в искреннем разговоре в чертоге Защищающей ветви. Думаю, кстати, что подручных Онкера достаточно и здесь.
— Это было бы, несомненно, гораздо проще, — спокойно согласился Алларий. Он наконец оторвался от узоров на полу и шагнул ближе. — Но я не переношу незаконченных пьес, прерванных на самом интересном месте. Наверно, эта маленькая слабость еще принесет мне большие неприятности. Но я ничего не могу с собой поделать.
Когда они перешли Новый мост и двинулись по широкой, но довольно плохо вымощенной Привратной площади, луна светила им в спину. Дагадд зевал, спотыкался и неразборчиво ругался себе под нос. Зная, что все равно ничего не поймет, Гвендолен не особенно вслушивалась, тем более что содержание и так угадывалось — Магистр стихий и изобилия призывал страшнейшие кары на голову тех, по чьей вине он ляжет спать без ужина. Логан упорно молчал, и хотя обычно он особой разговорчивостью не отличался, Гвендолен смутно чувствовала в этом подозрительный знак. Все встало на свои места, когда впереди они увидели перекрывающую площадь цепочку воинов Провидения в опущенных на лицо капюшонах. Гвендолен поняла, что ей не нравилось в молчании Логана — чувство неизбежности.
— Какого… — громко возмутился Дагадд, выстроив не просто несколько этажей, а целую башню из ругательств. — Всю дорогу нам раскрашивал, будто щупаешь, где они воткнуты, а теперь что? Почему мы в тот переулок не смазались?
— Должен вам открыть небольшую тайну, мои дорогие друзья, — голос Логана звучал спокойно и печально. — Это бы не помогло. Патрули дежурят на всех улицах, ведущих от Чертога Разъясняющей ветви. Этой ночью в Круахане не спит ни один воин Провидения.
— Несомненно, все они погружены в непростые раздумья, как улучшить этот несовершенный мир, — подхватила Гвендолен, откидывая полу плаща. Ей внезапно показалось, будто кровь резко толкнулась вперед и понеслась по жилам, поднимая волну предвкушения и веселой ярости. Да, у меня в жизни все совершенно криво и безрадостно, и совсем не так, как должно быть у людей, когда принято считать, что они счастливы. Но лучше бы вы, ребята, не нарушали ход моих невеселых мыслей сегодня вечером, а то вам тоже станет весьма грустно. — И, похоже, решили во что бы то не стало узнать, не известен ли нам какой тайный рецепт.