Мирно сидевшие у слабо дымившего костерка воины в изумлении подхватились на ноги, потянувшись за мечами и арбалетами. Если и был какой-то момент замешательства, то он был безнадежно упущен. Гвендолен, выпутавшись и отбежав на некоторое расстояние, сразу поняла, что обещание пяти минут для бегства было нахальным хвастовством с ее стороны. Ее грамотно замкнули в полукольцо, причем у троих мечи были длиннее ее собственного. У края воды, особенно не торопясь, встали два арбалетчика, расставив ноги, и Гвендолен тоже решила, что спешить ей некуда. Тем более что ее спутники не собирались никуда бежать, а бесцельно болтались возле полузасыпанного проема, не сводя с нее глаз.
Краем глаза она видела, как Эбер хватается руками за пояс, будто надеясь найти там какое-то оружие.
— Думаешь, я не понимаю, что ты решила умереть? — закричал он внезапно с таким отчаянием, что стоящие рядом отшатнулись. — Не смей!
"Разве я хочу умереть? Пока я дышу, у меня есть надежда, что все-таки буду тебя видеть. Пусть не так, как мне хочется. Пусть редко. Пусть даже, как сейчас — ты ведь все равно такой красивый, даже когда ты надрываешься от крика, по лицу текут слезы, и в волосах песок. И очень жалко, что мне сейчас помешают на тебя смотреть".
На этом размышления закончились, потому что двое шагнули к ней с разных сторон, замахиваясь мечами. Она крутанула черным клинком, прекрасно понимая, что это ее первый и последний удачно выполненный классический прием. Сейчас со спины зайдет третий и небрежно стукнет мечом по шее. Взлетать она даже не пыталась.
В следующее мгновение она покачнулась и упала на одно колено. Вначале у нее было ощущение, что голова кружится от ужаса, и земля уходит из-под ног. Негодуя на себя за внезапную слабость, Гвендолен упрямо пыталась подняться, но держаться на ногах было невозможно. Вокруг что-то гудело и рычало, причем Гвен была уверена, что это она сама кричит от ярости и страха. Потом она запоздало удивилась отсутствию противников и обнаружила, что они тоже напрасно пробуют встать, и мечи с арбалетами разбросаны кругом. Несколько раз прямо перед глазами оказывался мелкий коричневый песок, один раз Гвендолен ткнулась в него носом, и только тогда догадалась сесть, крепко держась обеими руками за землю. Земля дрожала и качалась.
Гвендолен так до конца и не поняла, почему именно ее избрали Великим Магистром после Баллантайна. Она совершенно ничего не умела и не знала, но все-таки было бы странно, если бы она не догадалась первой, в чем дело.
— Дагди, прекрати! — заорала она пронзительно, перекрикивая шум внезапно поднявшегося ветра. — Перестань! Это… нельзя! Будет только хуже! Перестань, я тебе сказала!
Дагадд вряд ли ее слышал — он громко топал ногами, мотая головой и вытянув толстые руки с растопыренными пальцами. В сочетании с остатками таширского грима на широком лице это составляло воистину потрясающую картину. Глаза его были плотно зажмурены. Он не раскрыл их даже тогда, когда доползшая по песку Гвендолен ткнулась в его ногу и дергала за штанину, продолжая кричать. С таким же успехом можно было пытаться задержать несущийся ураган. По песку пробегали волны, словно берег вознамерился ненадолго сыграть роль моря. От ног Гвендолен, постепенно раскрываясь, побежала заметная трещина, в самый центр которой и ударила арбалетная стрела, прилетевшая со стороны леса.
— Великолепно, — сказал ясный и холодный голос. — Мой дорогой побратим всегда сначала делает, потом думает. Причем делает именно то, что ему в данный момент дается легче всего.
— Это наглая и бессовестная клевета! — выкрикнула Гвендолен, выплевывая песок. — Действие, которое обычно обозначается словом "думать", он не совершал ни разу!
Логан, сын Дарста, всеведущий Магистр всех знаний и ремесел, стоял чуть поодаль на косогоре, не убирая рук с нацеленного арбалета, в который быстро вложил следующую стрелу. В отличие от перемазанных в песке и глине спутников Гвендолен он выглядел исключительно достойно, хотя и скромно, в темно-синем бархатном камзоле и коротком плаще, какой носили зажиточные горожане. Светлые волосы, блестящие даже при тусклом свете догорающего костра, были тщательно расчесаны и даже — Гвендолен не сомневалась в этом — слегка подвиты на концах.
Дагадд с трудом разлепил веки и схватился за плечо по-прежнему прижимавшейся к его боку Гвендолен.
— Эй, малыш, — хрипло произнес он, — я тут немного нахлобучил, конечно. Но они первые присунулись.
— Их лошади привязаны в роще, — по-прежнему холодно продолжал Логан. — Возьмите их, должно на всех хватить. А остальным не рекомендую в ближайшее время совершать каких-либо действий, — прибавил он в сторону зашевелившихся воинов. — Вообще лучше не вставайте. Я держу вашего предводителя на прицеле.
Гнелль, из всех имевший самый безумный вид, оттого что волосы, пересыпанные песком, поднялись дыбом и казались совсем седыми, подошел к Логану, глядя на него снизу вверх, поскольку тот стоял на небольшом холме.
— Куда мы теперь? Что вы хотите делать?
— Все началось гораздо раньше, чем нужно, — не особенно впопад ответил Логан, но голос его звучал так, что не оставлял места для возражений. — Это очень скверно, но делать нечего. Сейчас у вас только одна дорога — в город Гревен. Самый непокорный и независимый из всех городов Круахана.
Лошадей им все-таки не хватило. Вернее, без седла осталась Гвендолен, слегка замешкавшаяся из-за своего обычного недоверия к подобному способу передвижения. Впрочем, в следующую минуту она мысленно благословила Логана, придумавшего эту затею, всех лошадей по очереди и даже воинов Провидения, которые захватили с собой на одного скакуна меньше — потому что Баллантайн, развернув коня, рядом с ней, хлопнул ладонью по седлу, жестом торопя ее сесть позади него.
— Сражаешься ты замечательно. — сказал он серьезно, — а держаться в седле совсем не умеешь.
Гвендолен объватила Эбера обеими руками за талию и прижалась к его спине так тесно, как только могла…
— До чего прекрасно, что я не стала этому учиться в свое время, — сказала она со счастливым вздохом, примериваясь, можно ли будет положить голову ему на плечо, когда все сорвутся в галоп и перестанут на них таращиться.
Со стороны они, наверно, смотрелись диковинно, особенно в предрассветных сумерках, когда отдохнувшие за ночь лошади быстро проносились одна за другой по лесной тропе, ударяя копытами в мягкую землю — казалось, что мчится какое-то непонятное создание из легенды, о четырех ногах и с крыльями. Гвендолен то и дело разворачивала их, не в силах окончательно успокоиться. Встречный ветер быстро выдул песчинки из волос Баллантайна и отбросил пряди со лба. Эбер не отрываясь, смотрел вперед, чуть прикусив губу, держа темп, заданный Логаном, несущимся во главе отряда. Одна щека у него была перемазана глиной, но лицо вновь стало собранным и уверенным. Гвендолен за его спиной блаженствовала, с недоумением постигая, как это прекрасно, когда от тебя уже ничего не зависит. Небо светлело все сильнее, и на дороге проступали тени от деревьев.
— Неужели и это все тоже ты придумала? — прокричал Баллантайн, не оборачиваясь. — С тебя, впрочем, станется.
— Ты сердишься, — Гвендолен говорила без вопросительной интонации.
— На тебя я не могу сердиться. Ты опять рисковала жизнью. Сколько раз это повторится? Я очень за тебя испугался, Гвендолен. Мне показалось… что ты серьезно… — он внезапно замолчал на середине фразы.