Но зачем, с другой стороны, Пирамиде утруждать себя и подвергать сомнению указание, даже если бы она и могла это?
В любом случае она не стала. Она взмахнула косой и собрала то, что ей приказано было собрать.
Люди иногда едят зеленые фрукты и потом жалеют об этом; так же и у Пирамид.
А Гражданин Джермин попался в ловушку, которой он не ожидал. Избегая думать о Взаимосвязи, он думал о Глене Тропайле, и незримые высокочастотные импульсы отыскали его.
Он не видел Ока, которое сформировалось над ним. Он не почувствовал, как собираются силы, готовящие ему ловушку. Он не знал, что он схвачен, заряжен, катапультирован в космос, пойман, остановлен и разряжен. Все произошло слишком быстро.
В один момент он был в своей кровати, в следующий момент он был — где-то. И ничего между этими моментами.
Это случалось с сотнями тысяч Компонентов до него. Но с Гражданином Джермином было несколько иначе. Его не забальзамировали в питательной жидкости запрограммированным для участия в Пирамида-структуре, потому что он был отобран не Пирамида-структурой, а диким Компонентом. Он прибыл в сознании, бодрствующий и способный двигаться.
Он стоял в освещенной красным светом камере. Страшный грохот металла ударил ему в уши. От жара кожа покрылась капельками пота. На него свалилось слишком много, чтобы понять все сразу. Голые безумцы с лоснящейся кожей прыгали и кричали на него. Через какое-то время он понял, что это не дьяволы, что это не ад, что он не мертв. «Сюда», орали они ему, «Вперед! Поторапливайся!» Он шел, шатаясь, в том направлении, которое они указывали, по неприятно теплому полу, покачиваясь и падая (планета-двойник была на четверть легче Земли), пока не научился сохранять равновесие.
Прыгающие безумцы провели его через дверь — или сфинктер или ловушку, она не походила на то, что он видел раньше. Но это был своего рода тамбур, и с другой его стороны было нечто, что более отвечало здравому смыслу. Это была еще одна комната, и, хотя свет был красным, он был более бледным, спокойным красным светом, да и грохочущее железное торжище было далеко. Безумцы были голыми, это верно, но они не были безумны. Глянец, лоснившийся на их коже, был всего лишь потом.
— Где… где я? — выдохнул он.
Два голоса, может быть три или четыре, говорили одновременно. Он ничего не мог понять. Гражданин Джермин осмотрелся. Он находился в помещении, напоминавшем камеру, которая была частью машины, существовавшей для неизвестных целей Пирамид на планете-двойнике. И он был жив — и даже не одинок.
Он пересек более миллиона миль в космосе и ничего не почувствовал. Но когда то, что говорили голые люди, стало доходить до него, стены вокруг него зашатались. Какое-то время слова были лишь бессмысленным шумом. Боль причинило не падение, а приземление. Все так и было, он Переместился. Он изумленно посмотрел на свое собственное голое тело, оглядел комнату и понял, что они все еще продолжают говорить.
— …когда сориентируетесь. Чувствуете себя хорошо? Вперед, Гражданин, идем отсюда!
Джермин моргал глазами.
Другой голос сказал раздраженно:
— Здесь должно быть какое-то другое место, куда их можно приносить. Литейный цех не предназначен для людей. Посмотрите, этот-то в каком состоянии. В один прекрасный момент кто-нибудь прибудет, а мы не засечем его вовремя и — попик!
Первый голос сказал:
— С этим ничего не поделаешь. Вы в порядке?
Гражданин Джермин глубоко вдохнул горячий сухой воздух и посмотрел на голого мужчину перед собой.
— Конечно, я в порядке, — ответил он.
Голым мужчиной был Хендл.
Их было несколько сотен. Он узнал, что они поделены естественным образом на восемь групп. Одна группа, в которую вошел и Гражданин Джермин, состояла из людей, которые знали Тропайла. Другая группа, после того как Хендл дал им ключ к разгадке, решили, что их связывает знакомство с одной Гражданкой Аллой Наровой, вдовой из Найса. Африканское происхождение и знакомство с неким Джанго Тембо объясняло состав третьей, и так далее. Они занимали примерно акр огромных коридоров, первоначально занятых автоматическими станками, которые в среднем достигали восьмидесяти футов высоты. Многие были на ножках, как будто древняя история ручных станков, не подумав, навязала эту форму своим полностью автоматическим потомкам. По мере того как открывались кулачки зажимного патрона, в него резко подавались полосы металла, и кулачки закрывались; затем полосы начинали вращаться, выдвигались резцы и обтачивали их, потом резцы убирались, а обработанные непонятного назначения куски металла уплывали на едва заметных кольцеобразных магнитных полях. Каждые три часа через аккуратно раскрываемую дверь литейного цеха вплывала шестиугольная кованая плита, которая, крепясь магнитами то на одном, то на другом станке, сверлилась, растачивалась, протягивалась, фрезеровалась, шлифовалась и полировалась и становилась еще более непонятной и загадочной. Резец одного из станков для прорезания пазов — он был величиной с человека, — казалось, требовал регулярной замены после обработки каждого из шестиугольников, но другие инструменты, по-видимому, не тупились. Стружка смывалась потоком глицерина примерно каждые одиннадцать часов. Он струями подавался из стен, заливал пол до щиколотки и с бульканьем уходил через канализационные отверстия.
Однажды мимо проплыла Пирамида, скользя на расстоянии ладони от пола. От нее шел запах озона. Они попрятались, как мыши. Они не знали, «видит» их Пирамида или нет.
Из одних кранов в стене им подавши пишу, а из других — воду. Вода была отвратительной и являлась оскорблением для нескольких Дегустаторов Воды, которые были среди них. В ней совсем не чувствовалось вкуса углекислых солей и галоидных солей. Их пища представляла собой раствор глюкозы, в который, должно быть, добавили необходимые минеральные соли и аминокислоты, чтобы они не заболели от недостатка каких-либо веществ. Воздух был приемлемым, вероятно, он поступал из соседнего литейного цеха, где для некоторых процессов требовался атмосферный воздух.
Большую часть времени они проводили в ожидании и разговорах.
Причудой Гражданина Джермина, например, было Перемещение.
— Может быть, — обычно говорил он, — это действительно Перемещение, действительно благодать, и нам просто не хватает ума, чтобы ее оценить. У нас есть пища, мы избавлены от резких колебаний температуры. — Он смахнул пот со лба и пошел к водопроводным кранам, из которых постоянно текла вода, чтобы как следует напиться, прежде чем продолжить рассуждения. — И это как бы свобода от этикета, правил поведения. — И он с несчастным видом огляделся вокруг. Никаких Стульев для Мужа, Стульев для Жены (как и положено, без подлокотников). Он присел на корточки на металлическом полу.
Хендл был более откровенным.
— О Господи, моя нога! Мы просто толпа чертовых краснокожих индейцев. Мне кажется, индейцы так и не узнали, кто нанес им удар. Они не знали о земельных дарственных актах и о территориальных притязаниях короны, о церковных миссиях и увеличении населения. У них всего этого не было. Они узнавали обо всем постепенно, по крайней мере, о таких вещах, как ружья и огненная вода. У них не было всего этого, но это они могли понять. Но все-таки я не думаю, что индейцы когда-либо поняли, что было на уме у белых людей, пока не стало слишком поздно вообще размышлять об этом. Мы в еще большем неведении. По крайней мере, время от времени у индейцев был ключ к загадке — они видели, как матросы сходят с большого белого дьявольского корабля и выстраиваются в очередь к их женщинам. Было хоть что-то общее. А у нас и этого нет. Мы в руках Пирамид — ясно? Наш язык! Я должен говорить «руках»! У нас в языке нет даже подходящих слов, чтобы и описать!
После того как Гражданин Джермин пятый раз получил питание из кранов, он сделал попытку стать убийцей-маньяком. К счастью для всех, это произошло вскоре после одной из регулярных уборок, поэтому не было острых кусков стружки длиной в фут, которые он бы мог использовать как нож, да и пол был очень скользкий, так что он не смог удержаться на ногах, когда попытался ударить одного из африканцев. Его держали за руки, пока он не успокоился; он был очень расстроен.