Однажды боцман де Лазур,
Большой любитель авантюр,
Служивший много лет на "Трилобите",
Поспорил с другом на пятак,
Что он без весел, просто так,
Сумеет море переплыть в корыте.
Лишь только выкрасил рассвет
Полнеба в золотистый цвет,
А ветер разогнал клочки тумана,
Наш фантазер на корабле,
Каких не знали на земле,
Отдался грозной воле океана.
Бранились чайки над волной:
Одна нахально у другой
Добычу из-под клюва утянула.
Казалось, путь сулит успех,
Да появилась как на грех
Голодная зубастая акула.
Решив на храбреца напасть,
Она уже раскрыла пасть,
Но боцман, не привыкший падать духом,
Плевок прицельный в тот же час
Послал злодейке прямо в глаз,
И та всплыла со страху кверху брюхом.
Едва он справился с бедой,
Как юной девы под водой
Послышалось чарующее пенье:
"О, странник мой, спустись ко мне,
Ты здесь, в прохладной глубине
Познаешь неземное наслажденье!"
Смутившись от таких речей,
Моряк бывалый поскорей
Назад к родному берегу рванулся,
Но вскоре о коварный риф
Корыто вдребезги разбив,
Пошел ко дну и в этот миг проснулся.
Бедняга боцман сам не свой,
С хмельной тяжелой головой,
Весь мокрый, точно вылез из колодца,
Лежит в таверне под столом,
А друг стоит над ним с ковшом:
"Ну что, приплыл, голубчик?" - и смеется.
"Чего, чтоб черт его побрал,
В вино хозяин подмешал!
Я ж приложился только раз к стакану!
Возьми хоть десять пятаков,
Но только, ради всех богов,
Не говори ни слова капитану!"
Вообще-то Сапфира немало нахваталась подобных песен в школе бойцов, знала она и более непристойные варианты, но душа ее не лежала к избыточному натурализму.
- Подумать только, и это моя скромница Сапфира... - только и смог прошептать Аметисто, - выходит, я совсем не знаю своей жены...
<p>
Глава 3. Королевский бал</p>
В последний день месяца таяния снега состоялся королевский бал, первый после долгого траура. Бледные после зимнего затворничества лица придворных красавиц отражались в длинных зеркалах залы, словно чахлые первые подснежники в саду. В зеленом зале, возле карточного стола, толпились кавалеры, не столько для того, чтобы поучаствовать в игре, сколько чтобы успеть назначить нужную встречу или обменяться многозначительными взглядами. Королева со своего возвышения отлично видела и смущающихся дебютанток, и самодовольных мамаш, надеющихся выгодно пристроить своих чад, и спину своего первого министра, кланяющегося Великому магу чересчур почтительно на ее взгляд.
- Да где же, наконец, дайн Сандарак? Мне необходимо, просто необходимо пройтись с ним в следующем танце, чтобы партия Воздуха не сомневалась, что ее ставленник все еще в фаворе, - сердилась королева Лиания, но на ее мраморном строгом лице не отражалось ничего, кроме положенной на такой случай милостивой улыбки.
Дайн Сандарак, последний потомок знатного, но обедневшего рода, два года тому назад удачно продал свою мужественную красоту. Высокий, отлично сложенный, великолепный наездник и дамский угодник, он казался всем одним из тех легкомысленных молодых людей, которые ни к чему не пригодны, кроме как веселиться, делать долги и греть постели богатых дам, способных прокормить этого залетного орла. Но это было обманчивое впечатление. Партия Воздуха давно приметила сероглазого красавца, но только он сам и еще кое-кто знали, чего стоил и к чему должен был привести его успех у королевы.
Танец начался. Церемонно кланялись кавалеры, развевались пышные зеленые, красные и синие юбки дам. Лиания, так и не дождавшись возлюбленного, поднялась с возвышения, и через потайную дверцу покинула зал. В уютном кабинете, куда звуки музыки почти не проникали, она смогла, наконец, погасить дежурную улыбку и посидеть в тишине. Своды, задрапированные темной тканью, неяркий магический светильник, плетистые розы, изображенные на стенах. Любимое место для размышлений и печали. А печалиться королеве было о чем. Его Величество, погибший при не очень ясных обстоятельствах на зимней охоте, не был для нее светом в окошке. Грубый, подчас склонный к избыточной выпивке, он мало интересовался государственными делами, оставив все на первого министра. Еще свежи были постыдные воспоминания о том, как этот могучий мужчина, приняв лишнего, укладывался на пол в одном из дворцовых коридоров и щипал придворных дам за разные места. Дамы совсем не сердились, они притворно взвизгивали, и каждая надеялась на продолжение. Еще бы, при таком короле можно было рассчитывать на влияние для родни. Но надежды их были напрасны. Пошутив и побаловавшись, король возвращался в женину спальню, но не в политику.