— Да, — моргая заторможенно, протянула Славка.
Я быстро перекинулся волколаком, к мелкой подступил. Взбиралась долго, неуклюже, соскальзывала, чуть по другую сторону не свалилась, но когда я рыкнул злобно: «Сейчас кругло задую идиотку другим на расправу оставлю, а сам буду счастливо жить с другой!» — всхрапнула недовольно, уместилась, как надобно, ещё и вцепилась так, будто придушить желала, аль шкуру содрать с живого.
Зверь довольно рыкнул:
— Вот и держись, — и теперь с нормальной звериной скоростью помчался прочь.
От свояков удрали! Мне чуть полегчало, когда земли Бурых прошли.
С той разницей, что я тут не бывал раньше, потому что выше по течению всегда выходил. Там переправа удобней, и до следующей точки-ночлега ближе, но мы удирали, вот я и гнал по прямой, дабы границу быстрее пересечь.
Пришлось по ничейным плутать, выискивая нужное место для сна.
А ничейные земли опасные. Одичалые часто плутали, и пока мчался, мыслями увязал в нашем со Славушкой союзе, и том, как теперь жить… да вот так потерял бдительность и появление хвоста пропустил.
Силы и без того на исходе были. Славушка до сих пор не в себе, а я запоздало учуял троих хищников. Голодных, злых. Уже не людей… Одичалых настолько, что Тварями стали от и до.
Я сильнее любого и даже ежели трое будет, но не в данный момент… и уж тем более не с обузой в виде слабой истинной.
Потому мчал, сжимая зубы, и взывал к Славке:
— Подъём, кому говорю. Вставай, что же ты за соня такая?! Слабачка!!!
И уже когда был на грани попасть под клык, чутье заголосило об атаке. Я кубарем по земле проехался, скидывая с себя и Славку и от тарана Одичалого уклоняясь.
А потом жара началась. Клыки, когти, рычание, кровавая пелена перед глазами.
Я дрался так, будто мне нечего было терять. Рвал, захлёбываясь кровью и плотью врагов, но завалив второго метнул взгляд в поисках последнего и чуть от ужаса не подох. Тварь над скулящей Славушкой склонился. Она вяло от него отбивалась… точно пьяная и неуверенная, а Зверь уж клыки к ней устремил.
Чуял, что помечена, добить хотел!
И я бросился к ним, уже понимая, что не успевал…
Какие-то секунды… Уже видел смерть на острие клыков для Славки, как передо мной Одичалого точно тараном снёс Бурый волколак, точнее волколачка. Матёрая, крепкая… Расправилась с Одичалым в пару укусов, не смотря на то, что самка. И пока я над Славкой склонился, лик человеческий приняла.
— Зачем пришёл? — рыкнула по обычаю без приветствия и любезности.
— Помощь нужна, — подхватил Славку на руки.
— Ты на меня беду навлечёшь, а я видеть не желаю твою семейку и в особенности Дагра!
— Мам, — я подвыл негодующе. — Я не хочу тебя подставлять, но это… важно.
— Я вижу, — скривилась мать. — Решился всё же, — не сожалела, не хвалила. Ей вообще были чуждыми такие тёплые чувства. Просто очевидное подтверждала. Я уже свыкся, что вот такая у меня мать… и ей не особо есть до меня дело. С тех пор, как отыскал её, поначалу бегал… верил, что её сердце дрогнет, материнский инстинкт проснётся и она… будет чуть родней, но время шло, а волколачка по-прежнему была холодна и каждый мой приход не скрывала неприязни.
Со временем я смирился.
Нёс любовь в себе, но ответа уже не ждал. Принимал как должное и конечно в меня въелась её «нелюбовь» к отцу.
Мать не хотела о том говорить, но в редкие минут общения, резко обрывала мои мечты о их воссоединении. О семье…
— Я его ненавижу! Нет такого волколака, которого бы я хотела убить больше и которого не хотела бы видеть меньше!
В глубине души сомнение бултыхалось, но она его умело своей нелюдимостью и грубостью усмиряла. Мать была очень сильной самкой. Воительницей и потому не могла простите отцу надругательства даже через столько лет.
Сурова, несгибаема и упряма.
И как мне казалось, больше ей ранило то, что отец ей… нравился. То, что взял по праву сильнейшего — всего лишь уязвило. Не спросил, не предлагал — взял!
А потом держал у себя наложницей, пока я не родился…
Потому ко мне нет любви — я напоминал о её слабости.
Я бы и рад к ней не приходить, да кровь к ней тянула. И волновался я за неё… всё же места тут дикие, никем не охраняемые.
— Нам бы переночевать, и дальше побежим…
— Не смеши, — грубо отмахнулась мать, словно я посмел обманывать, а она умысел злой разглядела.
— Она не оклемается до утра, а к следующему… — пожевала слова, — тут уже соберутся все твои и мои! Луше подумай, ты к этому готов?