Девчонка губы смущённо пожевала немного, да в общих чертах расписала, чему обучал Иржич и что успела ухватить с новыми учителями.
А потом осознал, что быть воином и учителем — разные вещи, потому хмуро подметил, что учить придётся с нуля!
Видать Иржич больше щупал, чем учил: руки всё же ему повыдираю…
На следующий день по делам в село пришёл, надобно было глянуть, как пристройку-нужик для лазарета делать. И самым сложным было ка и по обычаю делать вид, что со Славкой не знаком, не отвлекаться, когда она рядом проходила, когда улыбку робкую бросала, взгляды тоскливые, но понимающие: негоже, чтобы нас видели вместе; негоже, ежели заподозрят в сговоре.
Так и ходили, словом ни разу не обмолвились: прошёл день, два, три…
Вроде стала она ко мне спокойней относиться — смущение на лице больше краской не рисовалось, смятением во взгляде не мелькало, да сердечко хоть и билось от волнения, но уже не с таким диким стуком.
А я нет-нет да и поглядывал на то, как она тренировалась с другими. Краем глаза… и выделял, что выходило хорошо у неё, что хуже, и что совсем никак.
Отмечал ошибки, делал в памяти зарубки, и когда решил, что я уже готов с ней наедине быть, шепнул, мимо проходя:
— Сегодня как сон дневной будет…
А потом на полянке встретились. Радовался я неслыханно, что мог смотреть на неё, не таясь. Говорить и прикасаться.
Запретный плод она была.
Мой! Запретный!
Близ которого ходил!
Который мог вкусить, но не смел!
Но вместо порока и бесчинства, себя занял полезным — начал давать задания, показывать приёмы.
Мало что получалось, всё же человечка была слаба в сравнение со Зверем, но покупали её упрямство, упорство и жажда научиться, чего бы то её ни стоило. Потому продолжал её мучить и себя…
Пролетели так день, два, седмица, а там и месяц. Я пристройку сделал, где Радима велела. Ведьма умная и коварная была, придумала, чем меня ещё озадачить можно, а я и отказать не смел. Мог бы шею свернуть, да по нраву Зверю лекарка пришлась. Как бабка кровная, которой никогда не видел и вдруг обрёл.
Вот и соглашался на все её козни-просьбы-требования.
А Славка старалась, занималась усердно, привыкла ко мне в людской ипостаси, и уж больше не дивилась, когда сталкивались в селении. И я признался, что тепереча чаще буду в резервации показываться. Почему — умолчал, но то, что Славушка ни разу не постаралась выказывать, что знакомы, умно стороной обходила, но при встрече тихо улыбалась, мне любо было. А вот что не нравилось, внимание Иржича.
Не вразумил парень, что нет ему места в жизни Славки. Продолжал её преследовать и свиданий требовать.
Ежели б не равнодушие Славки, я бы давно парня на куски порвал. Поначалу сомневался в искренности, но человечка ни жестом, ни взглядом к нему не тянулась — Зверю это по душе было, потому и не парень до сих пор жил.
Да что уж там — нравилась она крепко, не только Зверю, но и человеку. Похорошела с годами. Внешняя хрупкость была обманчивой — девчонка плетена была тугими мышцами, и кости теперь крепко держали плоть.
Хоть и отличалась изяществом, да ростом меньше волколачек, но выносливостью уже могла с ними посоперничать. Не ведаю, что на то повлияло: тренировки усердные, кровь волколака, коей исправно поил, аль может все вместе, но она становилась ТАКОЙ, что Зверь мой всё чаще срывался в загулы. Как я до сих пор её не порвал на куски, сам не понимал, ведь кровушку мою она знатно отравляла и горячила.
Любо дорого смотреть, как Славка статью выделалась и ловкостью, но о том ей не говорил. Иначе возомнит себя… Или что хуже, решит, что мне есть до неё дело.
И всё же больше себя ловил на том, что нравилась жажда учиться девицы и жажда выбраться из переделки, из которой не выбраться. Хотя в том я виноват — с детства ей о том твердил, вот она и поверила.
Потому гонял жестко и даже строже и грубее, чем когда Зверем был. А иной раз возвращался в личину и загонял, дабы помнила — ноги одно, а лапы — другое… Тут и силами бабы не обойтись. Смекалка нужна, хитрость и быстрота решения. А был план продуманный и по-шагово отработанный…
На этом мысль стопорнула. И я остановился! Точно! Как же я раньше не догадался?
ПЛАН!!!
— Ты чего? — несколькими соснами далече остановилась почти не запыхавшаяся, но розовощёкая и растрепавшаяся волосом, опосля двухчасового бега, Славка. Улыбка на губах, блеск в очах.
— Домой ступай, — рыкнул, и, не дожидаясь ответа, бросился в лагерь. Вернувшись домой, сел обдумать план побега СЛАВКИ. Но родился он во сне, всё — до мелочей. Даже девчонку видел. Как дышит, бежит, оглядывается, как ноздри трепещут, воздуха рот хватает, страх в глазах и жажда выжить любой ценой.