Моя!!!
Рычал в дикой жажде Зверь, похотливо ощеривался и уже мечтал вонзить клыки в самку… метку поставив.
Моя!!!
И человек стонал от вожделения болезненного, такого, что тело судорогой пронзало: пах кровью наливался и невыносимо больно пульсировало хозяйство. Никогда я никого так сильно не хотел. И не понимал искренне, как можно жить с такой болью и желанием — уж лучше смерть! Думал, но упорно спасал…
Мокрая ткань не желала с тела легко сниматься, тогда я дёрнул по шву и аккурат с треском ткани, голос прошелестел:
— Рагнар, — простонала девица, и сердце волколака до глотки подпрыгнуло. Боль нетерпимая душу затопила:
— Я тут, — на рык походило.
Девчонка что-то ещё шептала, но даже я не мог разобрать что именно.
— Славк, — ладонями худенькое личико обхватил, требуя, чтобы на меня посмотрела. — Слышишь? — огромные глаза вяло приоткрывались-закрывались, непонимающе по моему лицу скользя.
— Я должен сделать тебе больно, но без этого никак, — глупо твердил, желая донести до девчонки, что собирался делать. Да вряд ли услышит и поймёт, но моя совесть будет чиста — предупредил. — Понимаешь? — сквозь зубы процедил.
— Да-да, — это больше на шелест смахивало, чем на голос, но для себя его засчитал за ответ.
Аккуратно голову положил на место. Крепкий сучок уже было в рот ей пихнул, чтобы язык не прикусила, ну и конечно вопль приглушить, иначе охотницы услышат, и тогда туго нам придётся, но ещё раз взглядом пробежавшись по сломанной ноге, вспомнил о крови своей.
Точно!
Без раздумий чиркнул когтем по вене на своём запястье и кровоточащую рану к губам Славки прислонил.
Мелкая не сопротивлялась несколько секунд, а потом глухо замычала: дёрнулась, кашлем заходясь, но я насильно удержал, заставляя сглотнуть. Дождался, когда горло судорожно протолкнёт жидкость внутрь. Отпустил, да Славка тотчас выплюнула кровь, что дышать ей мешала.
Чертыхнулся в сердцах, подумал немного и в рот крови своей набрал, к губам мелкой припал. Протаранил зубы языком, сладость ей в рот передавая, и только подавилась было, нос зажал, и поцелуя не прерывая.
Взбрыкнула Славушка в агонии удушья, покуда не проглотила, что давали. Только тогда разомкнул плен и губ, и рук. И пока она заходилась жадным дыханием, как часто было, когда мою кровь пила и она её плоть горячила, шумно вздохнул и палку вынудил зубами зажать.
Ногу покалеченную взял, секунду помедлил и с одного рывка вставил колено — пещеру наполнил глухой вопль. Славка дёрнулась как от удара молнии. Пришлось грубовато на место уложить, ногу свою поперёк её тела тощего уместить, и пока она стонала и рычала, вправлять ступню.
На втором переломе мелкая вырубилась. Я решил не приводить в чувства, и ей так проще и мне. Потому пока она валялась не в себе, я быстро ногу её фиксировал тугими повязками и палками, кои не позволят сломанным костям двигаться.
Шумно дыша, покосился на храбрую человечку. Уже не сопротивлялась — бредила, всхлипывала… металась и вздрагивала.
Голое тело, белоснежное и такое хрупкое. Груди, острые соски с тёмными ореолами. Рёбра выделялись… впадинка живота… Поросль волос…
Аж дурно кровушке стало. Забурлила да в пах ударила: болью калёной по венам пробежалась, и плоть неуёмная тотчас взбунтовала.
Сморгнул липкую похоть с глаз, к девчонке под бочок лёг. Её колотило в ознобе. А меня от желания острого.
Боги мне в помощь!
Костёр бы, да его тут не развести, потому сглотнул натужно и собой решил согревать человечку. Прижался к стану девичьему крепче, себя теряя и задыхаясь от запаха своей отражённой, и такой не моей пары… Душу раздирало от нежности, жалости, злости, бессилия и безграничной жажды обладать мелкой. Так и лежал, сражался как мог с низменными порывами отметить самку, чтобы всяк ведал, что отныне это моя самка. Даже оскалился этой бесконечно сладкой мысли. Зарычал глухо, словно уже предупреждал любого, кто осмелится приблизиться к Славушке, смерти близкой и незавидной.
Слушая шелест в пещере, гулкий плеск воды, смежил глаза и зарылся носом в волосы Славки на затылке, травясь своей отражённой, как коты валерьяной. Расщеплялся от любовного яда, что заполнил каждую пору в теле, каждую клеточку и частичку моей плоти. Травил нежностью и сладостью. Проникал в сердце и печёнку, в лёгкие, и убивал во мне напускное равнодушие и непоколебимость.
Рядом…
Настолько близко…
Настолько вместе…
Настолько обнажены…
Ещё никогда не были.
Узкая пещера, гулкий шелест воды, ярый бой сердца, надсадное дыхание… Уединение, как пытка. Проверка на выносливость и терпение. Испытание для плоти и разума.