— Потому и спрашиваю, почему ты до сих пор не пытаешься Вагра остановить? Зверь в нём нынче силён, — померещилась насмешка в стальных глазах отца. А у меня слух обострился: шорохи посторонние, волнение и суета подле яма, где охранники осаждали женихов, прям по ушам резали. Боль брата, его звериная похоть, жажда крови…
В башке клокотало, сердце долбилось в груди, я дышал жадно и рывками.
— А как Иррэ?
— Что? — я совсем выпадал из разговора. А Альфа измывался надо мной. Прыгал с темы на тему, толком не объясняя, чего желал.
— Почему пару на гон не зовёшь?
— Зачем?
— Как зачем? — округлил глаза Дагр. — Её отец хочет видеть дочь замужем, даже ежели за тобой, — покачал досадливо головой. — Да и сама Иррэ вроде не против, а ты тянешь…
— Я… — у меня не было слов, и мыслей не было. Я всеми помыслами был у ямы, брату не давая свободы.
— Ну, это потом, — точно измывался отец. — Сложный ты у меня, — погрестнел вдруг. Покосился на очередной вой и рыкнул:
— Бегом! — велел Альфа, и я возрадовался, что мог отвлечься от ненужных мыслей о Славке, Вагре и того, что нас всех ожидало. — И не забудь зелья принять, а то, твоё уже заканчивает действовать. Вон как ощерился, вот-вот и на меня бросишься.
О том, что я сам принимал травы, приглушая Зверя, никому не говорил. Глупо видимо было думать, что сумел о том утаивать правду. Альфа на то и Альфа, чтобы всё понимать, видеть и слышать, даже ежели ты считаешь, что умело таишься. Вот теперь мне страшно стало. Ежели он о том прознал, то… что с другим?
— Ты ещё здесь? — негодующе рыкнул Дагр. — Марш кости разминать, да брата придерживать! В отличие от тебя зелье в нём лютость пробудило!
И я не думал оправдываться, стыдиться, смущаться — лишь выдохнул шумно:
— Я побежал? — неопределённо в сторону головой мотнул.
— Видать ошибся я на той счёт, — помрачнел отец, и я бросился прочь, едва не запинаясь в ногах от прыти и волнения.
— Рагнар!!!
— А? — уже мыслями тормозил брата и, наплевав на кровное родство, на отступничество, заявлял права на Славку.
— А кто тебе о зелье сказывал?
Вот этого не ожидал — растерялся… и ежели по чести, то тайной было даже не моей. И я не смел о том говорить. Рот было открыл, как Альфа отмахнулся:
— Ну ладно, ладно, беги, а то сам знаешь… Ежели Вагр сорвётся, его уж никто не остановит.
И я кусты ближайшие проломил, едва в ствол дерева не врезался…
К ямам гнал, перескакивая всё, что бегу мешало, мчался, будто одолевал полосу препятствий. Приближаясь к заветной цели, уже от дикой, животной радости, что смогу найти выход своему иступлению, еле сдерживался от обращения.
Чем ближе был, тем сильнее волнение и суету видел.
Вот уже мельчишение между домов, во меж деревьев… страшный вой, кровь ледянящий. Крики волколаков молодых и опытных, кто помогал осаждать Зверей, да в ямах удерживать. И судя по крикам и ярости — бой проигравали.
Ворвался на площадь аккурат с появлением брата. Он толпу разметал неуправлемым Зверем. Молодняк ложился с криками боли, точно трава скошенная.
Я к нему прямиком мчался, готовый в любой момент облик сменить, но из ближайшей ямы Смиредень выскочил. Кровью глаза налиты, жилы так кожу натянули, будто вот-вот готовы порваться. Рычал утробно, скалился Зверем. Пришлось Игвару чуть подсобить — цепь, на коей Смиредень сидел, но коя оборвалсь с петель ямы, на руку крутанул. Кувырком по земле прокатился. Да ловко вокруг дерева петлю сделал. Оглушённый первым же ударом Смиреденя, Игвар ко мне бросился, башкой мотая и помутнение вытряхивая. Перехватил цепь, которую ему протянул, и вновь к брату бросился, целью его вымеряя.
Силён небывало Вагр. Двое сторожил бывалых уже на земле в крови валялись. Лихно с грудиной распоротой, Вятыч с ногами перебитыми, скулил поодаль.
А теперь Гром и Звоир на Вагра бросалась. Суровые войны и они уже посечены были. То и понятно — им же не убивать Вагра надобно, сдержать чутка, дабы невестам больше времени было.
А брат!!! Он уж под властью Луны молодой был, одолимый желанием и жаждой неугасаемой. Потому и был бой неравный.
И когда Звоир упал как подкошенный — я подоспел.
— Убью, — прорычал брат, на меня бросаясь. Гром к Звоиру подскочил, оценивая раны, а я с братом грудь грудью сталкнулся.
Может то и жестко, но такое битвы хороши… как урок, как тренировка нешуточная. Волколакам проще раны залечивать, а ежели шрамы и останутся, так то показатель храбрости, мужественности. Потому, как бы кроваво не выглядело побоище — оно всем полезную службу несло. И молодняку, и бывалым, и женихам — чуть пыл поумерить.