- И давно?
- Возможно, несколько дней, - ответил череп. - Может, и больше. Это очень плотное переплетение.
- Как же так?
- Это заклинание сопротивляется износу лучше, чем большинство разновидностей магии смертных. Оно эффективное и прочное - гораздо искуснее, чем ты мог бы сотворить.
- М-да. Спасибо.
- Я говорю так, как есть, - сказал Боб весело. - Итак, либо более опытный член Белого Совета поддерживает это проклятие и обновляет его так часто, либо...
Я понял.
- Либо проклятие был помещено здесь не смертным.
- Ага, - сказал Боб. - Но это мог быть кто угодно.
Я покачал головой.
- Не обязательно. Вспомни, что проклятие наложено на стадион во время игры Мировой Серии в 1945 году.
- Ах, да, - сказал Боб. - Стадион же был битком набит. Это означает, что, кем бы это ни было, оно сумело затеряться. Или действительно клёвая завеса, или, может быть, оборотень.
- Почему? - спросил я.
- Что?
- Почему? - повторил я. - Почему это теоретическое существо решило наложить проклятие на Кабс?
- Многим существам из Небывальщины действительно не нужна мотивация.
- Уверен, что она им нужна, - возразил я. - Логика, стоящая за тем, что они делают, может быть, чужеродная или вывернутая наизнанку, но она для них имеет смысл. - Я махнул рукой в сторону стадиона. - Этот некто не только наложил проклятие на то, что связано с силой человеческих эмоций, оно продолжает действовать, неделю за неделей, год за годом.
- Я не понимаю, к чему ты клонишь, босс.
- Тот, кто это сделал, затаил обиду, - сказал я задумчиво. - Это месть за жестокое оскорбление. Это личное дело.
- Может быть, - сказал Боб. - Но, может быть, эмоциональное состояние стадиона усилило проклятие Сианиса. Или может, после того, как выперли со стадиона Сианиса, который не имел достаточно сил, чтобы проклясть кого-то на самом деле, некто решил сам это устроить.
- Или, может быть... - Мой голос затих, и я расхохотался. - Ох. О-о, это забавно.
Боб развернулся на моей ладони, чтобы посмотреть на меня.
- Это не Сианис наложил чары на Кабс, - сказал я, улыбаясь. - Это был козёл.
***
Таверна и гостиница Ллин-ы-Ван-Вах расположена внизу, на берегу озера, на северной окраине города. Неоновая реклама снаружи кричала "ПАБ" , словно пыталась перекричать шум драки футбольных хулиганов. У здания были белые оштукатуренные стены и тяжелые перекрытия из морёного дерева. Деревянная вывеска на шесте над дверью оглашала имя таверны, а нарисованные на ней нарцисс и лук-порей скрестились на манер мечей.
Я повернул к таверне и вошёл. Внутренняя отделка совпадала с внешней, продолжая тему морёного дуба - деревянные полы, стены, мебель. Было уже за полночь, что не было на самом деле так уж поздно для тусующихся по барам, но Таверна Ллин-ы-Ван-Вах была почти пуста. Здоровенный рыжий парень, сидевший на стуле у двери, сердито посмотрел на меня. Его бицепсы были достаточной толщины, чтобы носить шины от грузовика вместо нарукавных повязок. Он пялился на меня своими телескопами, на что я постарался не обращать внимания, пока подходил к стойке.
Я уселся на стул и кивнул барменше. Она была красивой женщиной с чёрными, как смоль, волосами и гордой осанкой. Её белая рубашка в стиле ренессанс полностью соскользнула с её точёных плеч и держалась лишь за счёт тёмного кожаного бюстье. Она была занята протиранием стойки. Бюстье было занято приподниманием и подчёркиванием.
Она взглянула на меня и улыбнулась. Ее бледно-зелёные глаза скользнули по мне, и улыбка стала шире.
- Ах, - сказала она, её британский акцент был густым, и откуда-то ближе к Кардиффу, чем к Лондону. - А вы высокий.
- Только тогда, когда встаю.
Её глаза засверкали от весёлого лукавства.
- Такое преступление. Что будете пить, любезный?
- У вас есть какое-нибудь холодное пиво? - спросил я.
- Здесь нет колониального пойла, - ответила она.
- Снобы, - сказал я, улыбаясь. - А нет ли у вас тёмного МакЭнелли? Чего-то из настоящего пива Мака.
Её брови взметнулись вверх.
- Фью. На мгновение мне показалось, будто к нам забрёл дикарь.
Она широко мне улыбнулась, зубы у неё были ровные, крепкие и белые, и подошла ко мне, прежде чем нагнуться и выудить тёмную бутылку из-под стойки.
Я оценил её вежливо и политически грамотно.
- Это шоу входит в цену напитка?
Она открыла бутылку профессионально ловким движением и поставила её передо мной вместе с чистой кружкой.
- У меня щедрая душа, милый, - сказала она, подмигивая. - Зачем назначать цену, если я могу заниматься бескорыстной благотворительностью?
Она налила пива в кружку и поставила её на салфетку передо мной. Потом пододвинула ко мне миску с орешками.