С самого детства Хасин видел в свою сторону лишь презрение, ненависть и зависть, злобу. Никто никогда не сказал ему доброго слова. Никто никогда не выразил своего почтения. Никто никогда не показал уважения. Никто и никогда не подарил ему каплю тепла или нежности. Никто кроме отца. И Хасин быстро научился довольствоваться этим, быстро научился с помощью того, что давал ему отец, брать то, что было нужно ему самому. Он никогда не переходил черты, никогда не замахивался на то, что ему не принадлежит, хотя порой император ясно давал понять, что ему нужно лишь попросить.
— Мне не нужна твоя империя, отец, — удивил тогда его своим ответом Хасин. — Мне не нужна твоя власть и твой народ.
— А что тебе нужно?
— Находясь за твоей спиной, я имею куда больше, чем даже ты. Я свободен. И свою свободу я не променяю на все богатства мира.
Алиман не сомневался в том, что мальчик не лукавит. Хасин был свободолюбивым, он был словно ветер — легкий, но сильный. Ему не нужны рамки, не нужны границы, ему не нужна власть и богатства. Все, что ему сладко — за порогом. И император принял его волю, а потому женился и пообещал Хасину законного наследника.
— Я всегда буду с тобой отец. Я всегда буду рядом, когда нужен тебе. Но я не займу твое место, даже если ты прикажешь.
Алиман любил сына, а потому принял его решения, пусть и не вязалось оно с тем, чего хотел он сам. И сейчас, став отцом уже во второй раз, он был благодарен первенцу за это новое и сильное чувство, что родилось в нем, когда он взял на руки своего Кассиана.
Но никто не знал о том, что плевать хотел Бастард на то, что не станет все-таки приемником Алимана. Никому невдомек, что не нужен Хасину трон. Но сам юноша уверенно поддерживал в людях это мнение, представая перед ними коварным и хитрым. Так было проще держать всех в узде: ведь кто рискнет противиться возможному наследнику? Кто рискнет открыто мешать тому, кому благоволит сам император? Никто. Вот никто и не смел сказать и слова.
Но теперь каждый был уверен в свержении Бастарда: у императора есть законный сын, а значит, нужда в Хасине пропала. Никто никогда не задумывался о том, что император может просто любить своего первенца. Никто никогда не думал о том, что ему отведена куда более важная роль, чем все предполагали. Все были уверены, что у императора просто не было выбора — ведь законных детей он так и не получил. Но теперь появился Кассиан.
А еще была Кассандра. Молодая императрица ненавидела Бастарда больше всех вместе взятых. Это видел и знал каждый, только не знали и не видели причины, да и нужна ли она была? Нет. Ведь он бастард, ублюдок, ненавидим и презираем всеми. И по дворцу давно шли шепотки об обещании молодой матери возвысить своего сына и уничтожить его прямого соперника. Из уст в уста передавались ее слова, которые она произнесла, едва произвела на свет наследника.
Хасин знал об этих разговорах, которые с насмешкой в его сторону переходили от одного к другому. И плевать он хотел на то, что говорят. Об этом знал и Алиман.
Едва император занял свое место на троне, как двери распахнулись снова и придворные вновь склонились в поклоне: в зал, гордо держа в руках сына, вошла Кассандра. Высоко поднятая голова, высокомерный, полный превосходства взгляд, уверенный шаг и властная поступь. Сейчас как никогда прежде она чувствовало то, что она императрица, ведь в руках был символ ее прав и неоспоримость ее положения, его гарант. Подобным взглядом она обожгла Хасина, когда проходила мимо него к своему месту на возвышении. Презрение сочилось из каждой ее поры, а улыбка была полна злорадства. Подобным взором на Бастарда смотрел и весь род Кассандры, который, так же как и он, стоял в первых рядах перед четой правителей. И, пожалуй, в глазах семьи этой змеи было превосходства еще больше. Ее родители, ее братья и невестки, сестры — все сейчас смотрели на Хасина как на букашку под ногой, на которую вот-вот наступят. И все вокруг были уверены, что они имеют право так себя вести, ведь давно ходил слух, что именно отец императрицы станет Хранителем наследника.