И они подтвердили. От магазина «Семена» к нам спешил дробной рысцой немолодой уже человек, похожий на дворника.
— Эта пани здесь дралась! — уже издали кричал он. — Я сам видел!
Как меня еще не хватил удар — не знаю. Сержант собственными глазами видел, как вылетело стекло и никого, кроме меня, поблизости не было. Дворник собственными глазами видел, как я участвовала в мордобое и вообще наверняка пьяна, так как гналась за каким-то мужчиной, а потом била его у киоска. Я пыталась объяснить, как было дело, и сама чувствовала, насколько все звучит неубедительно: какой-то «опель» неизвестно почему меня преследует, номера я не запомнила, потому что видела его лишь в перевернутом виде в зеркальце за собой. Сержант с каменным выражением лица списывал данные из моего паспорта и вежливо информировал:
— Этот район у нас на особом контроле, здесь хулиганят особенно часто. Ваше дело передаем на рассмотрение в административном порядке.
Спас меня участковый. Я упросила сержанта поехать вместе в мое отделение милиции. Участковый меня знал и поверил, что я стекол не била и вообще не хулиганка. И даже из идиотских показаний свидетеля-дворника следовало, что у киоска я была не одна. Поэтому участковый согласился не передавать дело на рассмотрение административной коллегии, хотя протокол и составил. А я поклялась себе при первом же удобном случае записать номер проклятого «опеля».
Случай не подворачивался, «опель» как сквозь землю провалился. Зато недели через две меня посетил участковый. Поговорив на разные отвлеченные темы, порассуждав о целесообразности ставить новые баллоны, посмеявшись над инцидентом у киоска, он вдруг спросил:
— А тот Вишневский, что пребывал у вас, давно уехал?
Единственным Вишневским, который когда-либо «пребывал» у меня, был мой кузен, происходило это двенадцать лет назад, и заходил он часа на полтора. Вопрос был совершенно непонятен, и я попросила милицию пояснить, какой именно Вишневский ее интересует.
— Станислав, — был ответ. — Тот, что здесь проживал.
Здесь никогда не проживал ни один Вишневский. Визит кузена проживанием никак не назовешь. Станислав действительно проживал и даже был моим мужем, но он никогда не был Вишневским. Бред какой-то!
— Никакого Станислава Вишневского я вообще не знаю. Последние несколько лет здесь кроме меня проживают лишь мои сыновья. А кто он такой, Станислав Вишневский?
— Даже если он жил непрописанным — не страшно, — гнул свое участковый. — Мне бы только знать, когда уехал. Так вы уж скажите, ничего не будет.
Никак не пойму, о чем он говорит? Новая загадка? Одна за другой сыплются на меня непонятные вещи. И именно тогда, когда мне так нужна спокойная жизнь!
— Я все-таки не понимаю, о ком вы говорите. В своей жизни встречала я разных Вишневских, но среди них Станислава не было. И почему он должен был жить у меня?
— Не исключено, что с именем ошибка. Назовите ваших знакомых Вишневских.
Я послушно назвала ему всех известных мне Вишневских, потом достала записную книжку и продиктовала ему их адреса и номера телефонов. Участковый переписал их, не скрывая разочарования. И объяснил:
— Все дело в корреспонденции. Видите ли, Станислав Вишневский писал нам, а обратный адрес сообщил ваш. Я знаю, что тут вы живете, но подумал, что вы что-нибудь о нем знаете. Может, он все-таки пребывал здесь пару недель назад?
Я еще раз торжественно заверила его, что ни пару недель, ни пару месяцев, ни даже пару лет назад никакой Станислав Вишневский здесь не пребывал. Тем более не жил.
— Разве что, — предположила я, — так зовут парня, который снимает показания электросчетчика. Вот он действительно пребывает у меня регулярно раз в месяц уже много лет. Вы можете это легко проверить.
— Нет, счетчик тут ни при чем, — вздохнул участковый. — Жаль, а я так надеялся, что наконец можно будет ответить. Ну, раз нет...
Вишневского я тоже не брала в голову, занятая своими делами, и вспомнила о нем лишь тогда, когда мне позвонила одна из моих приятельниц, секретарша в одном серьезном учреждении. Захлебываясь от волнения, она сообщила:
— Слушай, это как раз для тебя! Ты любишь такие вещи, а тут настоящая сенсация! Какой-то человек пересылает доллары на Польский национальный банк. В ценных письмах.
— Какой человек?
— Неизвестно! Его никто не знает. Какой-то Вишневский. Адрес отправителя пишет вымышленный.
— А как его зовут? — вскричала я. — Случайно не Станислав?
— Да, Станислав. Он уже прислал на банк около шестидесяти тысяч долларов. Небольшими порциями. Весь банк гудит. А ты уже слышала о нем?
— Пока не слышала, но очень хочу услышать. Еду к тебе!
Я тут же помчалась к ней и узнала все подробности. Дело было так.
Несколько месяцев назад секретарша председателя Польского национального банка расписалась в получении ценного письма и вошла в кабинет начальника с ворохом корреспонденции. Начальник был занят. И, не прерывая телефонного разговора, жестом велел ей самой заняться почтой. Секретарша вернулась к себе, просмотрела письма и зарегистрировала, а напоследок вскрыла большой, серый, аккуратно заклеенный конверт.
В конверте было две тысячи четыреста долларов в купюрах по десять и пятьдесят долларов и записка — три слова на полях клочка газеты: «В пользу государства». Написано шариковой ручкой, печатными буквами, явно с помощью линейки.
Секретарша перевернула конверт, чтобы взглянуть на адрес. Отправителем оказался Станислав Вишневский, проживающий в Варшаве по улице Олькусской, д. 86. Обычный адрес, но само послание, конечно, необычное: не каждый день граждане дарят государству такие подарки.
Полюбовавшись на доллары, секретарша опять вошла в кабинет к начальнику.
— Видимо, какой-то патриот, — отреагировал начальник. — Передайте с сопроводительной в валютный отдел.
Секретарша выполнила указание. В валютном отделе сумму заприходовали как дар гражданина Вишневского и передали в казну. Секретарша начальника валютного отдела как-то не проявила особого интереса к столь щедрому патриоту.
Второй раз серый конверт пришел в банк через месяц. Он был больше первого и битком набит долларами в банкнотах всех калибров, от одного до ста, на круглую сумму в шесть тысяч. Конверт вскрыл сам председатель банка, изумился и вызвал секретаршу.
— Кажется, что-то такое у нас уже было, — сказал он. — Вы не припомните?
— Был, точно такой же, — подтвердила секретарша, осмотрев конверт. — Отправитель Станислав Вишневский, проживающий по улице Олькусской. Кто такой этот Вишневский?
— Понятия не имею. Передайте опять в валютный отдел и попросите проверить, не фальшивые ли. Может, он их печатает?
Доллары оказались самые что ни на есть настоящие. Сумма не вызвала особого потрясения среди сотрудников банка, привыкших оперировать большими числами. Конверт выбросили, как и в прошлый раз.
Недели через две таинственный Вишневский прислал две тысячи, на сей раз мелкими купюрами. Надпись печатными буквами на полях клочка газеты информировала, что и эти деньги передаются в пользу государства. Когда затем одно за другим пришло несколько ценных писем, содержащих в сумме семь тысяч двести долларов, секретарша начальника валютного отдела наконец-то проявила интерес к таинственным посланиям и позвонила своей подруге, секретарше председателя:
— Кто такой этот Вишневский с долларами?
— Понятия не имею. Ненормальный, наверное.
— А что говорит председатель?
— Что патриот. А я считаю, что патриот обменял бы их по официальному курсу на польские злотые. Нет, просто богатый псих.
— Если бы он посылал хотя бы на восстановление Королевского замка, еще можно понять. Но вот так, просто в пользу государства?
— Ах, милая, я и сама удивляюсь.
Несколько недель было тихо, а потом Вишневский словно с цепи сорвался. Чуть ли не каждый день в банк стали приходить толстые серые конверты, набитые иностранной валютой. Общая сумма перечисленных в государственную казну долларов уже превысила пятьдесят тысяч.
Дарственные в пользу государства не являются служебной тайной. Сотрудники Польского банка поделились со своими близкими интересными новостями. Потрясенные близкие, не привыкшие к крупным суммам долларов, раструбили по всему городу о благородном поступке Вишневского. Потрясенные в свою очередь многие тысячи варшавян ломали головы, что бы это значило.