Вот что вспомнилось мне перед визитом к майору. Но я понимала, что не могу поделиться с ним ни одним из своих воспоминаний, пока сама в них не разберусь, пока сама не выявлю связи между всеми этими странными событиями...
* * *
За утро майор провернул гигантскую работу и теперь знал обо мне абсолютно все: о баллонах, о битве под киоском, о Лелике и Вишневском. Сколько живу на свете, еще никто не проявлял ко мне такого интереса. Майор так дотошно изучил меня, что теперь его вопросы, без сомнения, преследовали лишь одну цель: убедиться в моей правдивости. Уверена, ответы на них он знал и без меня.
— Да, вот еще что, — небрежно бросил он. — Кто такой пан Ракевич? Чем он занимается?
Не зная толком, чем Гавел занимается, я дала расплывчатый ответ:
— Он, знаете ли, деловой человек, я уже говорила. Большие дела делает. А по специальности фармацевт. Кажется, работает на предприятии, где производят на экспорт косметические товары. Но не уверена.
— И это, по-вашему, большие дела?
— Не о том речь. О торговых сделках, которыми пан Ракевич очень гордится. И хвастается передо мной, потому что доверяет. Сомневаюсь, впрочем, надо ли вам о них говорить.
Майор заметил с легким укором:
— Я не занимаюсь хозяйственными преступлениями, я расследую убийство. И меня интересуют все причастные к нему лица. И пожалуйста, не пытайтесь меня убедить, что вы лучше знаете, кто причастен, а кто нет.
Я обиделась.
— И не собираюсь! Возможно, с виду я полная идиотка, но вы ведь знаете, внешность иногда обманчива! Что же касается пана Ракевича, то, насколько я его знаю...
— Уточните, насколько именно. И сколько времени?
— Ну, знаю, и все тут. Что значит «насколько»? Знакомы много лет, а встречаемся по-разному-то каждый день, то раз в два года. Знаю, где он живет, но не знаю, чем занимается. В одном лишь уверена твердо: в его делах все чисто, ничего незаконного. Уж об этом он заботится особенно.
— А почему особенно?
— Потому что любит путешествовать. И значит, должен быть чист как стеклышко, иначе не получит загранпаспорта. Мне он многое порассказал в приступе откровенности, боюсь, не повредить бы ему. Очень не хочется.
— Все-таки когда вы с ним познакомились?
— О, еще в довоенные годы. Правда, тогда я была девчонкой, он старше меня лет на десять. Его родители были знакомы с моими. Через несколько лет после войны мы случайно встретились — и вот время от времени видимся.
Майор закурил сигарету и, откинувшись, принялся задумчиво раскачиваться на задних ножках стула. Вперед-назад, вперед-назад. Ну, точь-в-точь как мои сыновья, которые таким образом вывели из строя два стула у мамы и три в собственном доме. Тут же за разрушением чужой мебели я наблюдала с искренним удовольствием.
Майор размышлял, уставившись куда-то в пространство за мной. Наконец очнулся.
— Покойный знал его. Знал также и Барбару Маковецкую. А они знакомы? Пани Маковецкая и пан Ракевич?
Я и сама уже думала над этим. Ведь не случайно же Гавел ябедничал на Баську, предупреждал, что у меня будут из-за нее неприятности. Как в воду глядел! Неужели знал, что Дуткевича прикончат, а Баська даст покойному номер моего телефона? Ясновидец он, что ли? Может, Гавел предвидел и то, что покойный позвонит мне за минуту до смерти? Смешно говорить майору о таком, но обманывать милицию я тоже не хотела, поэтому, взвешивая каждое слово, сказала все-таки правду:
— Не знаю. И не скрою от вас, пан майор, Маковецкую я прямо спросила об этом. Ответила, что не знает. Я же хорошо помню, как сама ей его показала. На улице. Издалека.
Майор перестал ломать мебель и взгляд из пространства перевел на меня.
— Давайте говорить откровенно. Вы наверняка и сами догадались — сейчас меня интересуют все связи, все контакты людей из вашего окружения. Что вам известно о них? Кто из ваших знакомых поддерживает связь друг с другом и знакомы ли они между собой? Например, знает ли Ракевич Рокоша? Знает ли Рокош Маковецкую? Знает ли Тарчинский Ракевича?
Вот уж не ожидала! Майор явно переоценил мою сообразительность.
— Ничего не понимаю! Ведь не меня же убили, а Дуткевича! Я вот она, перед вами, пан майор! Живехонькая! При чем тут мои знакомые?
Взгляд майора стал загадочным и непроницаемым.
— Все говорит о том, что именно вы — центральный пункт аферы. Как вы сами этого не понимаете? Ну, подумайте хорошенько. Ведь вы неоднократно утверждали, что милицию любите...
— Люблю!
— Вот и прекрасно! Раз любите, помогите следствию.
Уходила я из Управления милиции в состоянии полной прострации, получив задание составить список всех моих знакомых — и ближних, и дальних, — а также пометить, кто из них с кем знается. Интересно, как это сделать? Пронумеровать их, что ли? А может, лучше разметить цветными карандашами, а стрелочки провести фломастером? Оригинальные все-таки методы расследования применяет майор.
В голове у меня был полнейший сумбур. И еще я с грустью подумала, что расстанусь с моими физиками надолго, ибо придется заняться совсем другой деятельностью. Сама разберусь, что кроется за всеми событиями, кто из моих знакомых и почему связан с ними. А то ненароком подведу кого-нибудь...
* * *
Составив и вручив майору требуемый список, я собиралась немедленно кинуться в разведку, но тут из Копенгагена позвонила Алиция, чтобы узнать, как готовят утку по-пакистански, о которой я ей с восторгом когда-то рассказывала.
Странно, ведь утку меня научили готовить у Эвы, а Эва была, можно сказать, у Алиции под носом, в Роскилле. Узнав это, Алиция обрадовалась и кончила разговор.
Часа через два Алиция позвонила снова. Эва не знала. Она видела, как я записывала рецепт, и сама не стала записывать — сочла это достаточным, а помнит лишь, что для приготовления данного блюда требуется множество ингредиентов, из которых теперь ручается только за утку. Пришлось мне вытащить старый блокнот и продиктовать рецепт, после чего я посоветовала ей приготовить лучше говядину по-пакистански — эффект тот же, а намного проще. А потом спросила, зачем ей вообще это нужно. В ответ Алиция нервно расхохоталась.
— Я должна отметить юбилей. Десятая годовщина моего приезда в Данию и работы в нашей конторе. К тому же мне повысили зарплату. Будут все родственники мужа, коллеги по работе, ну и здешние поляки. Нет, не вся эмиграция, только знакомая. Нет, это безнадежно, отвертеться никак нельзя.
Услышав такое, я с еще большим жаром стала настаивать на говядине. Мы с ней обсудили меню, я обещала выслать посылкой московский борщок и спиртное.
— Только прошу тебя, не отправляй больше чем по одной бутылке, — попросила Алиция. — Лучше сделай несколько посылок и в каждую по пол-литра, хоть одна проскочит без пошлины. А то здешние мерзавцы меня уже запомнили и проверяют каждую посылку, специально за ними охотятся. Представляешь, выучили наизусть названия всех польских водок!
Мне пришла в голову гениальная идея.
— А ты мне скажи, как по-датски малиновый сироп. Я напишу на бутылке и в декларации, у нас никто не поймет, а у вас, как всегда, поверят написанному. Может, и проскочит.
Алиция пришла в восторг и продиктовала, что требовалось. Мы расстались.
Тут же позвонила взволнованная Зося и спросила, умею ли я готовить рольмопсы.
— Конечно, умею, — ответила я, удивленная сходством катаклизмов. — А у тебя что, тоже юбилей?
— А, ты уже знаешь! — обрадовалась Зося. — Ну да, все дело в ее дурацком юбилее. Вот я и хочу выслать Алиции рольмопсы, а то она там загнется с готовкой. Знаешь, она ведь еще собирается делать вареники с капустой!
— Успокойся, не сделает, у них капусты нет.
— Есть! Позавчера в Данию выехала делегация Аре Полоны, так Анита отправила с ними четыре килограмма квашеной капусты. А грибы у нее еще с осени остались.
Я тоже встревожилась и расстроилась из-за Алиции, представив подругу в эпицентре кухонного циклона. Тем более что она никогда не проявляла способностей в области стряпни.
— Вот я и подумала, — продолжала Зося. — Вышлю ей хоть рольмопсы — уже легче, не надо думать о закуске. Даже здорово получится. Польский фольклор обеспечен: рольмопсы, вареники...