Признанный красавец и любитель охоты, часто говорил, что ему не хватает лишь орлиных крыльев.
«Дня серебро сменил покой, в золоте сумерек я спал,
Мы в путь отправились с тобой — рукою ты звезду достал…» — Морьо.
Он был тем, кто больше других смотрел вверх, на звезды. Еще в Амане он, казалось, был очарован ими. Но по-настоящему увлекся он созерцанием элени уже здесь, когда взошли на купол Элентари двое избранных майар — Ариэн и Тилион.
«Увидев горы и поля, и реки, что из гор текли,
Мы в путь отправились с тобой — мы в дом родной с тобой пришли…» — пел Курво.
Он всегда был так привязан к их большому дому, хоть и первым покинул его, начав жить своим двором.
«Ну, что же ты, Кано?!» — весело смеется старший.
«Пой! Пой же, любезный братец!» — кричат наперебой Амбаруссар.
«Ты же наш золотой голос!» — заливается смехом Турко.
«Певчая пташка!» — вторит ему, тоже смеясь, Курво.
«Канафинвэ — Песнопевец и менестрель!» — усмехается Морьо.
Маглор хочет петь, но слезы душат и голос ломается, не слушается. Он оглушен пением волн вокруг и неподвижно стоит, не в силах произнести ни звука. Ему хочется говорить с ними, хочется приблизиться к братьям, посмотреть в их лица, склонить голову на их плечи, почувствовать крепость их объятий. Ему мало лишь слышать их родные голоса.
Вдруг Маглор сорвался с места, побежал обратно, к лошадям. Он спешно снял с них седла и сбруи, освобождая от служения, отпуская в уверенности, что эти кони позаботятся о себе сами или вскоре смогут найти дорогу к тем, кто сделает это вместо него.
Увидев, что они не двинулись с места, Маглор прошептал каждому на ухо заветные слова, и кони медленно побрели прочь от берега. Тогда он вытащил из приседельной сумки сверток с сильмарилом, развернул его, освобождая от своей кольчуги и осторожно взял в руку.
Долго стоять и рассматривать отцовское сокровище Маглор не стал. Он быстро побежал к своему выступу и, оказавшись на самом его краю, со всей силы метнул блистающий ярко-белым светом камень вдаль. Сильмарил сверкнул над темной неспокойной водной поверхностью, словно падающая в ночи звезда, и исчез в океанских глубинах.
На душе у Маглора стало легче. Теперь он действительно почувствовал себя свободным от Клятвы. Он мог теперь дышать, вдыхая влажный, холодный морской воздух полной грудью. То, что долгие годы теснило ее, будто растаяло, ушло, исчезло.
Он наслаждался ощущением свободы, стоя на краю врезающейся глубоко в море скалы. Маглор посмотрел вниз — там рокотал и сердился великий, всеохватный, глубокий Белегаэр. Прикрыв глаза и облегченно выдохнув, Кано шагнул с края. Ему показалось, что он летел, чтобы очутиться в ласковых объятиях подхвативших его могучих волн. Больше ничего не существовало для него, кроме их гула, кроме их шума и соленого вкуса.
Маглор крепко зажмурился, почувствовав, как опускается вглубь водной толщи. Тело его полностью расслабилось, разум прояснился, дух пребывал в покое. Здесь не было ни колющего холода, ни мучительного голода, ни боли, ни слабости. Все это прошло, осталось где-то далеко.
Он кинулся в океан, словно в объятия любимой, желая обрести отдых и утешение. И казавшийся со стороны грозным, удел Вайлимо милостиво принимал его, позволяя плавно погружаться в свои глубины, мерно укачивая, забирая.
========== 20. Возрожденный ==========
Засыпая под толщей мягкой океанской воды, Маглор не думал о Свете, о Тьме, о сильмарилах, о проклятье Валар, о собственной смерти… Мысли, что сквозили в его угасавшем сознании, были о чем-то простом, будничном и далеком, оставленном там, где был их с братьями дом.
Думал он о том, что хорошо бы было в погожий день подняться по бесчисленным ступеням на одну из самых высоких городских башен, чтобы с головокружительной высоты обозреть весь Аман, увидеть бухту Альквалонде на северо-востоке, и вершины Пелори на западе, среди которых острейшим шпилем вонзается в купол Варды высочайшая Таникветиль, а рядом с ней, как младшая сестра, расположилась Ойолоссэ. Она более пологая, но почти такая же высокая, как старшая, на чьей вершине расположен чертог Ильмарина.
Смотреть вниз опасно — может закружиться голова. Маглор не боится высоты. На обзорной площадке дует сильный западный ветер, треплет волосы. Тирион видится с башни как огромный живой муравейник. Главные широкие и ровные улицы расположены подобно лучам звезды — они сходятся в одной точке, на центральной площади, перед дворцом деда Финвэ. На холмах высятся святилища, посвященные Валар. Их венчают другие башни. Тоже высокие, с украшенными мозаикой и лепниной куполами.
Широкие проспекты пересекают многочисленные переулки. Если смотреть с высоты, они образуют замысловатый узор, пересекаясь, переходя друг в друга, прерываясь тупиками…
Так же и мысли, словно обозреваемые с большой высоты тирионские переулки — неспешно перетекали одна в другую, как в моменты, когда чары Ирмо окутывают сознание, начиная путаться, незаметно погружая его в сон. Точный момент, когда он заснул, Маглор, как это всегда и бывает, упустил. Однако он помнил, начав пробуждаться ото сна, что спал очень долго, никем не тревожимый, и чувствовал, что отлично выспался.
Было удобно, хорошо и покойно лежать там, где лежал он. Маглор чувствовал тепло и какой-то очень приятный, уютный и нежный запах. Воздух вокруг едва колыхался от легкого ветерка. Просыпаться и открывать глаза не хотелось. Он слишком долго не испытывал этого прекрасного ощущения и желал продлить удовольствие от него, чтобы лучше запомнить.
— Открой глаза… — раздался у самого уха нежный полушепот.
Кожей щеки он ощутил тепло, исходившее от тех уст, что шептали ему, прося о пробуждении.
— Нет, — отвечал Маглор, не узнавая своего голоса, — я не хочу просыпаться. Этот сон слишком прекрасен, — и он блаженно улыбнулся, не размыкая век, и потерся щекой о мягчайшую, дышащую свежестью ткань подушки.
В ответ раздался звонкий, как звон серебряного колокольчика, смех, и чья-то рука бережно огладила его плечо.
— Просыпайся, глупый, — снова обратился к нему тот же нежный голос, — Ты итак проспал дольше всех… Что я скажу твоей матери и братьям, когда они спросят меня, почему ты до сих пор не пробудился?
Пораженный этими словами, Маглор тут же широко распахнул глаза и сел на постели. Он лежал на высоком и широком ложе в залитой серебряным светом просторной, светлой комнате.
— Мельда… — у края постели сидела его возлюбленная.
Она сияла, словно яркий самоцвет, оправленный золотом стекавших волнами с плеч длинных ваниарских волос.
— Мака… — ваниэ протянула руки, чтобы обвить их вокруг его шеи.
— Где я? — недоуменно спрашивал Маглор, заключая ее в свои объятия. — Что со мной случилось?
Он силился вспомнить, что было накануне, как он попал сюда и где находится. Возлюбленная упомянула его мать и братьев, но Кано совсем не помнил, где они сейчас…
— Не тревожься, мельдонья, — зашептала она, чередуя слова с поцелуями, которыми покрывала его лицо, оглаживая его, — Теперь все позади. Мы в Валмаре, в доме моих родных. Ты был возвращен мне давно, но так долго спал… И я счастлива теперь, когда ты, наконец, проснулся… — она опустила глаза, скрыв их тенью густых ресниц.
На щеки и подбородок из глаз его возлюбленной потекли блестящие в серебряном свете тонкие струйки.
— В Валмаре… — повторил, пристально глядя на нее, Кано, — И это не сон?
Маглор не смел поверить своим ощущениям и чувствам. Он находился в Амане, дома, рядом с любимой им девой… И не верилось в то, что все это — явь.
— Нет, — отрицательно качала головой его возлюбленная, смахивая слезы, — нет, Мака. Теперь ты, наконец, с нами, в Арде Возрожденной…