— Отличную девицу ты себе оттяпал, Рин!
— Ты про эту облезлую швабру?! — сквозь зубы процедил тот. И парни заржали, словно дикие жеребцы. Вернее, выдали по еле слышному смешку, но, учитывая общую отмороженность стратиссцев, означало это, по сути, то же самое. У меня от возмущения аж дыхание перехватило. Да, что он…. Да, он на себя бы посмотрел, ворона без крыльев! А ведь я эту оглоблю пожалела! Хотелось немедленно высказать все, что думаю об этих зазнайках — болваны всерьез полагали, что волисские фрейлины не могут знать стратисский! — но, вспомнив про обещание, данное Файне, прикусила язык.
С принцессой мы никогда не были особо близки, но и особого антагонизма в наших отношениях не было, если не считать ее мнения о моем внешнем виде. За несколько дней до того, как мы приблизились к границе, она обратилась ко мне с просьбой не раскрывать перед стратиссцами знание языка и, если получится, подслушать их разговоры, чтобы вызнать их настоящие намерения, а также мнения по поводу самой принцессы. Мне, если быть откровенной, подслушивание претило, но в опасениях принцессы было здравое зерно, и я согласилась. Поэтому я вежливо промолчала и даже улыбнулась вихрастому. Сладко-сладко! Ведь можно отомстить ему и другим способом.
Случай подвернулся на следующей же стоянке, состоявшейся едва ли не посреди еще не убранного по весне поля. Среди свежих весенних ростков кое-где торчали засохшие стебли драгопила, на некоторых из которых до сих пор висели оставшиеся с осени пустые семенные коробочки. Они представляли собой небольшие бугорчатые шарики, внутри которых, на самом деле, были спрятаны острые иглы, поэтому, стоило сжать, казалось, хрупкую внешнюю оболочку, как те мгновенно впивались в кожу. Оборвав несколько таких шариков, я пробралась между лошадей наших сопровождающих, привязанных к деревьям небольшой рощицы, и, прикормив коня оскорбившего меня нахала заранее припасенным моченым яблоком, быстро затолкала игольчатые коробочки под тонкую обшивку седла. Затем также быстро вернулась к принцессе и затерялась в стайке фрейлин.
А дальше было сплошное удовольствие: из окна кареты, в которой я ехала, было хорошо виден охальник, который, легко вскочив в седло, пустил своего коня бодрой рысью. С первым же шагом животного недовольное выражение его лица быстро сменилось напряженным. Он едва заметно поерзал в седле, но, что он этим добился, отлично показали его широко раскрывшееся глаза и, наоборот, сжавшиеся в тонкую полоску губы. Парень еще немного сместился в седле и — вот, оно! — ошалело выпученные глаза продемонстрировали, что я старалась не зря. То краснеющий, то бледнеющий парень резко остановил своего коня, а я довольно откинулась на подушки сидения — мое дальнейшее любопытство могло показаться кому-нибудь подозрительным. Однако то ли змееныш сам догадался, то ли кто-то все-таки приметил меня рядом с лошадьми, так как уже на следующем привале он подстерег меня рядом с каретой.
— Что ты делала давеча у становья? — грозно уставился он мне в глаза.
— Ничего, — изумленно ответила я. — А что такое становье? — поинтересовалась с любопытством. Тот, не ответив на мой вопрос, выругался по стратисски и отошел, не сказав более ни слова, но все же до самого вечера смотрел на меня с подозрением. А потом устроил мне еще одну пакость!
Впереди нас прошел дождь, о чем свидетельствовали и мокрая трава, и слякоть, по которой были вынуждены ползти кареты, и многочисленные лужи, которые взрывались тысячью брызг, летевшими прямо во фрейлин через раскрытые окна карет, стоило кому-нибудь из сопровождения ступить в них копытом. Из-за дождя решили остановиться на ночлег в очередной деревушке, где как раз нашлось достаточное количество домов, чтобы принять столько внезапных постояльцев. Когда моя карета остановилась, раскрылась дверь, и мой сопровождающий галантно подал мне руку, чтобы помочь выйти, я немного удивилась, но стоило мне высунуться из экипажа, как оказалось, что прямо подо мной огромная лужа, и я вот-вот в нее упаду! А змееныш в этот же момент решил, что помощь мне больше не нужна и убрал руку. Мне стоило больших усилий сохранить равновесие и уже в воздухе сделать рывок, чтобы приземлиться не в луже, а на пригорке, но, все равно, обдав свое платье взметнувшимися комками грязи. Нет, за испорченное платье я была ему даже благодарна, но за наглую ухмылку хотелось придушить на месте. Тем не менее, ничего такого я не сделала, даже слова не сказала. Только снова улыбнулась. Сладко-сладко!