Дарк задумчиво посмотрел на звезды, повторяя движение мага, словно хотел отыскать ту самую звезду, что Ростислава привлекла, и сказал:
— Помнишь, у черных колдунов поверье есть: если первый поцелуй и ночь украдешь, то дева твоей станет. А если не поддастся, то учесть к магу перейдет. Сгниет душа черная от неразделенного чувства.
Ростислав глаза на служителя перевел, а в слух прошептал, как молитву:
— Кто с тьмою поцелуется и тело в ее черный омут окунет — век под венцом тьмы ходить будет.
Лес зашумел, ветер разгулявшийся крону деревьев к земле клонить начал, словно шаман из древних легенд, бурю призывая.
— Но то слова, которые мало что значат теперь, — не унимался колдун. — После того, как почувствовал горький привкус лжи на губах Катерины, с лесной ведьмой разговор непростой затеял. Было накануне утра, когда взвилось пламя и мое тело поглотило.
Служитель догадался, что колдун смирился со своей участью и принял судьбу, что богами дарована.
— Не смирился и не принял, наперекор пошел, душу не кон свою положив! — С горящими глазами начал быстрый рассказ маг. Мне показалось, что он в некий транс погрузился, чтобы чувство ненависти и жажду мести приглушить.
— Решил от бога, который силу набирал, пожирая мою магию, избавиться, а с Катериной и позднее разобраться можно, — колдун вздохнул. Десять лет ждать пришлось. Вершитель память забрал, оттого бродил под личиной Михая с рыжей головой долгие годы, пока судьба не свела снова со мной. А может, Марьяна постаралась, чтоб от своей сделки избавиться.
— Ведьму пепел собрать попросил, после того, как огонь плоть сожрет. Потом промочить три раза, чередуя в живой и мертвой воде, чтобы воздействие магии белого праведника снять, и дать возможность воскреснуть фениксу. Он дар мой природный.
Даркирий про птицу сказочную, как услышал, так дышать перестал. А я больше слушать не в силах оказалась. Тихонько в глубь леса отступая, вернулась на место ночлега и сделала вид, что сплю сном праведным.
Болью и обидой душа наполнилась. Ростислав чувства ко мне не испытывал, только играл да забавлялся, задела самолюбие колдуна. А в то, что тьмою мы повенчаны, верить не хотелось. Как только Владлену от проклятия избавлю, которое, по словам Ростислава, сам Вершитель наложил, сразу покину названного мужа. Одни огорчения от проведенного вместе времени.
Послышались шаги, я смахнула накатившие на глаза слезы, губы поджала, чтоб не разреветься и провалилась в цветной сон. Кто из мужчин подарил мне сказку, не ведаю.
Ростислав смотрел вслед убегающей Катерины. С каждым шагом груз на душе становился тяжелее, а сердце предательски рвалось из груди. Одно слово, движение и маг сможет все изменить. Объяснить. Не посмел, испугался.
— Зачем обидела ее? Ведь с самого начала разговора заметил, что наблюдает Катерина за нами. Неужели ни капли чувства не имеешь? Даже сострадания? — Даркирий не понимал поведения нового друга. Так странно, одно спасение жизни и он — служитель храма мертвых в союзниках с молящимся, пусть последний и очернил душу колдовством.
— Ни слова не соврал. Любопытство, уязвленное самолюбие и чувства, которые мне Вершитель навязал — вот, что испытывал к девушке. А любовью к ней Михай воспылал. Стоило увидеть Катерину по пояс в воде, глаза загорелись, тело дрожью покрылось, а душа загорелась, как в юности.
— А разве ты и Михай ни один человек? Или думаешь, если память вернул о деяниях темных, то изменил своим чувствам и желаниям? — Служитель не унимался. Развернувшиеся события наполнили нутро грустью. Мужчину охватила злость и негодование, жалость и тоска, которую он испытывал к обиженной девушке, словно сам находился на ее месте. Хотелось окликнуть Катерину, успокоить, а Ростислава потрясти за грудки, чтобы не вел себя, как трус.
— Когда ты письмена заставил на теле вспыхнуть, прогнал тьму в самые узкие щели, я понял, о чем Марьяна говорила. Почему счастья не видать ни в одной из воплощений. — Маг говорил спокойно, совершенно смирившись со своей судьбой. — Грех черным пятном на душе, словно восковая печать.
Дарк нахмурился. Головой покачал, но спорить с колдуном не стал. По себе знал, что сам себе человек препятствия и запреты придумывает. Но следующие слова Ростислава заставили вздрогнуть.
— Вершитель понять дал, что расплата за заточение бога ждет страшная. А род, которому жизнь дам, будет нести бремя проклятия. Не желаю обрекать потомков на страдания. Пусть лучше в одиночестве старость встречу.