После этого, они сложили и поделили трофейные деньги, причём Андрей не стал торговаться и просто отдал Валику ровно половину. Он вообще старался всегда быть справедливым. Какая дурость! Вышло почти по две лапы серебра. Весьма неплохо для подобной дыры. Никаких чудесных артефактов по углам, зато стабильная мародёрская, можно сказать честная деньга. На эту деньгу можно было неделю проживать в нормальной таверне или закатить неслабый пир. Только тогда Валик наконец успокоился и перестал ныть про то, что они опять страдают какой-то бессмысленной ерундой.
— Это не ерунда, я верю, что добро возвращается. Зло возвращается тоже, — возразил ему напарник, когда они устало сидели снаружи пещеры, поглощённые мрачными тенями падающими от скал. Да, именно напарник, Валик просто не мог называть учителем кого-то своего возраста, хотя фактически так и было. Да и Андрей не настаивал, ему было плевать на подобные понты, он был слишком простым для этого.
Возможно именно поэтому, услышав от него очередную чушь, Валик не мог сдержать хихиканье.
— Хи-хи! Ха-ха-ха! — его просто-напросто трясло.
— Я что-то не так сказал? — удивлённо обернулся к нему Андрей.
«Да он же просто больной! И как я умудрился оказаться с ним рядом?» — удручённо думал Валик, пока они шли забирать свои пожитки, спрятанные неподалёку. Чумазые, все в крови и слизи, в порванной амуниции, они походили на бомжей или нищих. Бинты, язвы и опалённая шерсть на ухе Андрея только усиливали эффект.
За всеми приключившимися хлопотами, подступил вечер. Андрей решил сразу же отправиться к тракту. Тем более, что там находился источник, на котором можно было хоть как-то привести себя в порядок.
Когда они добрались до места, Гелиос приближался к гряде Небесных когтей, высившейся на востоке. Скоро стемнеет. Едва добравшись до воды, Валик тут же облегчённо выдохнул и бросил вещи. Всё тело ужасно зудело, особенно там, где была шерсть, и, честно говоря, попахивало. Причём попахивало так, что с некоторых помоек несло мягче. Каждая мелкая ранка, не говоря уже о крупных, причиняла неудобство и грозила загноится. Андрей выглядел не лучше.
«Это всё он, если бы я только знал с кем связался!» — внутренне причитал Валик. Во время этих мыслей, его то и дело против воли пробивало на дурное хихиканье.
Однако не успели наёмники даже умыться, как из-за поворота дороги вылетела карета. Это было роскошное средство передвижения, выполненное из дорогой красной древесины, украшенной резьбой и кованным отполированным металлом. Несли её четыре бодрые лошади явно недешевой породы, отчего длинное синее перо, притороченное над крышей, развивалось на ветру, будто флаг.
Кстати о флагах и гербах, дверцы кареты были украшены изображением оскалившегося волка. Правда, между нами говоря, волк сильно смахивал на крысу. Даже клыки у него были как-то уж очень криво нарисованы, и больше походили на передние резцы, но хозяева герба сильно гордились им. Кучером кареты выступал довольно широкий на вид дяденька с пышными усами, облачённый в дорогие металлические доспехи с выгравированным на груди мятным листом. Позади кареты, верхом на лошадях, ехало ещё двое не менее широких дядек, также облачённых в металл. Их хвосты горделиво топорщились. Длинные мечи, притороченные к их поясам отбивали такт при каждом шаге лошадей.
— Ик! Паладины, хи-хи! — от неожиданности Валик едва не подавился слюной. Его чумазая рожа, грязные торчащие уши и распахнутый рот выдавали крайнюю степень удивления.
Не нужно быть гением, чтобы понять — эта группа паладинов явилась из столицы, до которой, кстати, было недалеко. Вопрос был в том, кого они сопровождают. Судя по антуражу, это должно быть важная персона. Однако, положа руку на сердце, в данный момент Андрею было абсолютно до фонаря, кого там бесы несут. Он просто пытался промыть глаза от песка и крови и не собирался прерываться на созерцание проезжих. Однако, вопреки ожиданиям, карета не проехала мимо, а тоже остановилась возле источника.
Остановив лошадей, широкий кучер медленно повернулся к двоим, что занимали источник. Его толстый, словно питон, хвост мрачно похлопывал по сиденью. Скользнув взглядом по невозмутимому Андрею, который всё ещё умывался и даже не соизволил повернуться, здоровяк вперил взгляд в ошарашенного Валика. После чего с резкой и в то же время брезгливо-пренебрежительной интонацией, будто пиная лошадиное дерьмо, гаркнул.