Но она встретила меня со спокойным, смертоносным коварством.
Она вела себя как королева, в то время как я ожидал увидеть девочку.
Не отвлекаясь на более громкое существо, я услышал гораздо более тихие звуки ее передвижения по лесу. Она обошла меня, приближаясь к краю леса на противоположном конце гораздо быстрее, чем я считал допустимым.
Я бросился вперед, мчась по лесу, и сердце бешено колотилось. Кровь бежала по венам быстрее, чем я когда-либо, что так противоречило тому, что мое тело не имело таких функций, когда я был Сосудом. Но сердце колотилось не от физической нагрузки, а от ослепляющей паники по поводу того, что я буду делать, если Уиллоу уйдет.
Если она выберется, у меня не будет другого выбора, кроме как выполнить свою часть сделки. У меня не будет другого выбора, кроме как позволить ей покинуть Кристальную Лощину — позволить ей покинуть меня.
Вернуться к одиночеству в таком виде было немыслимо.
Я бросился вперед, столкнулся с ней спиной и повалил на землю. Свет пробивался сквозь деревья, которые образовывали линию леса прямо впереди, и ее свобода была так близка, что я практически ощущал ее вкус.
Уиллоу зарычала, ударившись о землю, и с криком разочарования откинула голову назад, к моему лицу. Я почувствовал, как эта боль, эта ярость отозвалась в моих костях.
Она была так близко. Слишком близко.
В носу запульсировало от удара, который для человека или даже для Сосуда был бы сокрушительным. Покалывание боли дало мне понять, насколько сильный удар она нанесла. Ее тело дрожало в моей хватке, ярость заставляла напрягаться каждый ее мускул, готовясь к схватке, которая, как мы оба знали, была неизбежна.
Я ожидал этого, ожидал войны, когда поймал ее и заключил в свои объятия.
Я планировал быть дальше от линии деревьев, стремясь подольше поиграть с ней, дать возможность одержать маленькие победы, которые сделают нашу битву еще более приятной. Особенно когда я, в конце концов, повалил бы ее на себя, разорвал ночную рубашку по центру и оттрахал в грязи.
Мой член затвердел от этой мысли, подергиваясь в брюках. Это тело так давно не испытывало наслаждения от женщины. Даже если бы оно насытилось вчера, моя потребность в Уиллоу пересилила бы ее.
Она завела руку за голову, ткнув костяшками двух согнутых пальцев мне в глаз и заставив меня слегка отступить назад. Ее тело изогнулось подо мной, когда ее торс освободился, она оскалила зубы, глядя на меня и покачивая бедрами.
Обхватив ее за талию одной рукой, я заставил ее слегка прогнуться. Подтянув так, что ее задница оказалась приподнятой, я прижался к ней, когда черная ночная рубашка сползла по бедрам и обнажила ее изгибы.
— Отпусти меня! — кричала она, продолжая бороться. Но она лишь сдвинула ночную рубашку повыше, пока вся ее попка не оказалась обнаженной.
— Мы же договорились, Ведьмочка, — с усмешкой напомнил я ей. Я поймал ее, заключив в свои объятия, хотя она уже почти вырвалась из них. — А теперь не шевелись, чтобы я мог тебя трахнуть.
— Я оторву твой член, пока ты спишь, и скормлю его Вельзевулу, ты, козел, — прорычала она, извиваясь всем телом, пытаясь освободиться от моей железной хватки на ее бедре.
Я позволил пальцам скользнуть ниже, к той части ее тела, которая была обнажена. Она вздрогнула, когда кончики моих пальцев коснулись верхней части ее киски, погрузились внутрь и обвели клитор, а затем опустились ниже и стали дразнить. Непроизвольное движение бедер, последовавшее за этим, приблизило ее к твердому члену в моих брюках, а не отдалило, и она стала искать удовольствие, которое мог дать только я.
Первое прикосновение ее влажного жара к моей коже — и я нашел дом. Я буду жить в ее киске, жить в гавани ее тела до конца своих дней.
— Ты можешь кричать, вопить и проклинать меня сколько угодно, но ничто не изменит того факта, что ты согласилась на это. Ты выбрала это, а теперь? — я сделал паузу, собирая влагу с ее киски, чтобы приложить свои пальцы к клитору. Наклонившись, я прошептал осуждающие слова, которые показали, насколько хорошо она подходила мне. Насколько темной и развратной была ее извращенная маленькая душа, которую я присвоил себе. — Теперь мы оба поняли, насколько тебе это понравится.
— Если бы только остальные части тебя были такими же приятными, как твой член, — прорычала она, вызвав у меня усмешку.
У нее никогда не было этого члена, она была со мной только в форме Сосуда. Мне казалось неестественным ревновать ее к моей другой форме, испытывать ярость от того, что в ней была другая версия меня.