Я обхватил рукой заднюю часть ее икры, приподнимая к себе, чтобы она могла балансировать. Там, где другие могли бы споткнуться от изменения устойчивости, Уиллоу не только не сдвинулась с места, но и переместила свою вторую ногу. Просунув ее ногу в стринги, я повторил процедуру с другой ногой, а затем встал перед ней, скользнув по ее сильным бедрам и закрепив ткань на месте.
Я обхватив ее лицо обеими руками, провел большими пальцами по скул и увидел, как ожили ее глаза. Магия внутри нее узнала своего прежнего владельца и засияла для меня ярче, чем просто наполняясь ею и, тем вызовом, который всегда возникал при физическом владении ею.
Ее уникальные глаза засветились магическим светом, а золото в одном из них было так похоже на мое, что у меня перехватило дыхание — символ того, что наши судьбы были связаны с того момента, как мы с Шарлоттой заключили сделку. Я никогда не ожидал, что найду столько утешения в том, что у меня никогда не было выбора.
Мне не нравилось, что я не могу контролировать все аспекты своей жизни и своего дома, за исключением Уиллоу Утренней Звезды. Она была исключением из всех правил, которые я когда-либо устанавливал для себя и своего рода.
— И что же мы делаем в Трибунальных комнатах, что нам понадобилось такое платье? — спросила она, сглатывая от прикосновения и испытывая дискомфорт.
Она думала, что я не вижу каждого нервного тика, хотя, казалось, она была полна решимости убедить меня, что находится на пути к моему прощению.
Какой бы цели это ни служило для Уиллоу, я это допускал. Если она будет притворяться достаточно долго, то в конце концов перестанет видеть свою ложь, и она станет ее новой реальностью.
— Мы урегулируем споры между ведьмами, объявив о замене Ковенанта, — сказал я, отступая от нее и игнорируя ее вздох.
Она бы просто сказала, что это от облегчения, но мы оба знали, что это оттого, что она сожалеет об отсутствии прикосновений так же, как и я.
— Кто? — спросила она, пробираясь к скамейке и доставая из сумки платье.
Расстегнув корсет, она шагнула в платье и повернулась ко мне спиной. Она была многоликой, но никогда бы не отказалась от ответственности перед своим Ковеном. Как бы она ни убеждала себя в том, что пришла сюда, она чувствовала желание восстановить то, в разрушении чего она принимала участие.
Я приподнял бровь, с ухмылкой наблюдая за тем, как она пытается найти молнию. Подведя ее к зеркалу в углу, я перекинул ее волосы на одно плечо. Обхватив рукой и прижав к животу, я свободной рукой застегнул корсет. Он скользнул вверх, как по маслу, идеально облегая все ее изгибы, как я и предполагал.
— Есть только одна ведьма, подходящая для этой работы.
— Трибунал никогда не примет меня в качестве Ковенанта, — возразила она, покачав головой, как будто я был смешон. — Если ты надеешься утихомирить ссоры, то это не выход.
Я отошел от нее, переместившись к верхнему ящику комода и шкатулкам с драгоценностями, которые я там спрятал. Уиллоу потянулась к замысловатой лозе, пересекающей ее грудь, и вытащила амулет матери и ее костяное ожерелье так, что они задрапировались в ткань, выглядя угрожающе по сравнению с тонкой природой платья.
Амулет ее матери висел низко, и я знал, что, хотя он больше не служил ей и не защищал, она будет носить его до конца своих дней. Кости защищали ее от принуждения по своей природе, раз уж она присвоила их себе.
Она с гримасой прикоснулась к костям, отчаянно желая, чтобы у нее была возможность носить их так, как носили все ее предки, — в мешочке на поясе, а не на шее. Я протянул к ней руку и провел пальцем по костям, нежно изгибая ключицу. Мне нравилось видеть это мрачное напоминание о том, какой ужасной может быть ее сила, если она примет ее. Но мне также нравилось видеть ее обнаженную грудь, ничто не мешало обзору.
Кости затрещали, освобождаясь от моего прикосновения к ее горлу. Проведя ими по ее талии, я наблюдал, как они ложатся на ее бедра, словно низко висящая цепь, мягко драпируясь и подчеркивая изгибы ее тела.
Уиллоу коснулась груди и шеи, проводя пальцами по коже. Ее облегчение повисло между нами, когда она переместила свой вес, и кости зазвенели друг о друга.
— А кого из Трибунала ты хотела бы пригласить на свое место? — спросил я, ставя шкатулки на кровать.
Я открыл первую из них, а она с опаской смотрела на меня, пока я надевал ей на шею золотой чокер. Он был структурированным, перекидывался через горло, не соединяясь с ним и задерживаясь между сторонами проволочной цепочки ее матери. Я добавил к нему подходящие золотые серьги, которые купил ей, и продел их в уши, пока она смотрела на меня.