— Уверен, ты слышала эту историю, — пренебрежительно сказал Грэй.
— Я хочу услышать ее от тебя, а не от древнего текста, который прошел через столько рук и переводов, что уже ничего нельзя сказать наверняка, — сказала я, не сводя с него взгляда.
— Ты надеешься, что это неправда, — сказал он, когда я повернулась к нему лицом.
Мне вдруг показалось очень важным, чтобы во время этого разговора я чувствовала на себе его взгляд, а не видела его отражение в зеркале.
Зеркала были вратами, и я не хотела рисковать тем, что кто-то разделит интимность этого момента столетия спустя, когда моя правнучка забредет в мои воспоминания.
— Я ни на что не надеюсь. Я просто хочу понять своего мужа, — сказала я, ненавидя правду в этих словах.
Он знал мой самый глубинный стыд, мои самые темные секреты, но я так мало знала о его прошлом от него самого.
— Я любил своего отца, — сказал он, и мрачное выражение его лица так напомнило мне портрет Люцифера, падающего от благодати, который он держал в своем кабинете. Его напоминание. — Я любил его так сильно, что не хотел рисковать, чтобы кто-то отвернулся от него. То, что они могут не попасть на Небеса и не ощутить тепло его объятий, было для меня непостижимо. Я хотел сделать так, чтобы люди вообще не могли выбирать грех, а не рисковали быть осужденными.
Я вздохнула, ненавидя сочувствие, которое испытывала. Разве это чем-то отличалось от того, как родители накладывают ограничения на своих детей, пока те не докажут, что способны принимать правильные решения?
Я не знала и презирала это отсутствие ясности.
— Ты хотел лишить их свободы воли, — сказала я вместо этого, желая, чтобы он признался в своих действиях, с которыми, как он знал, я не соглашусь.
Больше всего на свете мне нужна была его честность, даже если она ничего не могла изменить в моем мнении о существе, в которое он превратился.
— Я хотел сделать все, чтобы они никогда не ошиблись с выбором, — поправил он, и его убежденность в этих словах поразила меня до глубины души.
Его глаза вспыхнули, как будто он тоже это понял — параллели между тем, чего он хотел для людей все эти годы назад, и ситуацией, в которую он меня загнал сейчас.
— Это разные вещи, — сказал он, покачав головой в разочаровании.
— Разве? Значит, я могу сделать выбор, с которым ты не согласен? — спросила я, поморщившись, когда он сделал шаг назад от меня.
Я ухватилась за его предплечье, удерживая его на месте и заставляя остаться со мной для этого разговора.
Если он смог заманить меня в ловушку этих отношений, то, черт возьми, он мог выслушать, что я скажу по этому поводу.
— Ты можешь выбрать все, что захочешь, все, что угодно, пока ты выбираешь меня, — сказал он, накрывая мою руку на своем предплечье своей.
Его пальцы обвились вокруг меня, захватывая сильнее, чем я ожидала.
— Так не бывает, и ты это знаешь, — сказала я, мой голос был строгим и в то же время мягким.
— Почему нет?! — крикнул он, отстраняясь от меня.
Он зашагал кругами, его дыхание стало неровным от гнева. Это было настолько несвойственно ему, что я вздрогнула, но его страдальческое выражение, когда он повернулся ко мне лицом, заставило меня опустить плечи и выдохнуть все силы.
— Я отдал достаточно. Я достаточно потерял. Я не собираюсь терять и тебя.
Несмотря на мои лучшие намерения, в горле у меня все горело. Его боль была настолько ощутимой, настолько похожей на мою собственную, что меня поразило, насколько мы похожи.
Я осторожно шагнула к нему, сокращая расстояние, пока не остановилась перед ним. Потянувшись к его лицу, я открыла ему правду, даже если знала, что это причинит ему боль. Вечность в таком состоянии причинила бы еще больше боли.
— Потому что, пока ты не отпустишь меня, я никогда не буду у тебя по-настоящему. Ты всегда будешь гадать, останусь ли я, выберу ли я тебя, если мне дадут шанс, а незнание этого будет преследовать тебя до конца твоих дней.
Он наморщил лоб, его лицо исказилось, когда он обдумывал мое предупреждение. Для меня это прозвучало как вечность абсолютного страдания: никогда не верить словам любимого мужчины.
Всегда ждать, когда он уйдет.
Я отпустила его лицо, собираясь уйти. Ему еще нужно было одеться к вечеру, а я уже сделала достаточно, чтобы вывести его из равновесия на всю ночь.
— Я дам тебе одеться, — сказала я, и мягкость моего голоса удивила даже меня. Если он действительно был похож на меня, ему нужно было время, чтобы собраться с мыслями наедине.