Мне кажется, что отрастивший себе волосы Иисуса поэт ощущал себя человеком подобной судьбы[13], свидетельством чего является замечательное стихотворение из сборника «Химеры»:
Христос на масличной горе
Бог умер! Высь пуста…Рыдайте, дети! Вы осиротели.
Жан-Поль
I
Когда затосковал Господь и, как поэт,К деревьям вековым воздел худые руки,Казалось – заодно и недруги, и други,И ни одна душа не дрогнула в ответ,
А те немногие, кому хранить завет,Кто предвкушал уже грядущие заслуги,Во сне предательском лежали, как в недугеИ обернулся он и крикнул: «Бога нет!»
Все спали. «Истина, которой вы не ждали?Коснулся неба я, достиг заветной далиИ навзничь падаю, сраженный наповал.
О бездна, бездна там! Обещанное – ложно!Отвержен жертвенник и жертва безнадежна…Нет Бога! Нет его». Но сон торжествовал.
II
Стенал он: «Все мертво! Измерил я впервыеТе млечные пути неведомо куда;Как жизнь, я проникал в пучины мировые,Где стыл за мной песок и пенилась вода.
Везде лишь соль пустынь да волны клонят выиИ в гибельную мглу уходят без следа,Несет дыханье тьмы светила кочевые,Но дух не обитал нигде и никогда.
Я ждал, что Божий взор навстречу прояснится,Но встретила меня лишь мертвая глазница,Где набухала ночь, бездонна и темна, —
Воронка хаоса, зловещие ворота,За смутной радугой спираль водоворота,В который втянуты Миры и Времена!»
III
«Неумолимый Рок, бесстрастный сборщик дани,Страж неизбежности в пылу слепой игры!От поступи твоей бледнеет мирозданьеИ втаптываешь в лед ты звездные костры.
Что безотчетнее тебя и первозданней!Что слитки солнц тебе! Пустячней мишуры…Но занесешь ли ты бессмертное дыханьеИз обреченного в рожденные миры?..
Отец мой, жив ли ты в отчаявшемся сыне?Восторжествуешь ли над смертью, чтобы жить?И ангел тьмы тебя не сможет сокрушить?
Готов ты выстоять и выстоишь ли ныне?Мой жребий падает, и тяжек его гнет —Ведь если я умру, то все тогда умрет!»
IV
Все обреченнее, все глуше и слабееЗвучала исповедь отверженной души.И смолк он и к тому взмолился, кто в тишиЕдинственный не спал под небом Иудеи.
«Иуда! – крикнул он, собою не владея. —Ты знаешь цену мне и знают торгаши,Так не раздумывай и дело пореши,Ведь наделен же ты решимостью злодея!»
Но брел Иуда прочь, пока хватило сил,В душе досадуя, что мало запросил,То с угрызеньями борясь, то с опасеньем.
И лишь один Пилат к молениям в садуПроникся жалостью и, бросив на ходу:«Связать безумного!» – вернулся к донесеньям.
В литературном наследии Жерара де Нерваля, как и Теофиля Готье, лирика занимает скромное место – он больше известен как переводчик, очеркист, драматург. За перевод девятнадцатилетним поэтом первой части «Фауста» он удостоился похвалы самого автора (вторая часть переведена лишь в 1840 году). Нерваль познакомил французскую публику со многими немецкими писателями – Шиллером, Уландом, Кёрнером, Бюргером, Гейне, Гофманом, Жаном Полем…
Нерваль пробовал силы и в драматургии: хотя его пьесы при жизни не увидели сцены, он стал соавтором нескольких постановок А. Дюма и театральным критиком.
Ранние поэтические опыты Нерваля подражательны и риторичны, однако с начала тридцатых годов он публикует в периодике зрелые стихи, и среди них настоящий шедевр – «Фантазию».
вернутьсяОбращаю внимание на родство судеб и самоощущение «распятости» Нерваля и Ницше.