- Самая малость, пустячок, - ответил я. - Расскажи мне, кто в вашем батальоне занимается внедрением в компьютерные системы противника. То есть, в наши. Назови имя передвижного вирусного модуля, его номер, звание. Давай начнём с имени, так тебе будет легче.
Я произнёс эти слова и затаил дыхание - вдруг скажет?
Но он не сказал:
- Увы, меня не посвящали в секреты такого рода.
Я с сожалением вздохнул и посмотрел в окно: деревья уже махали ветвями не так, как всего лишь несколько минут назад, переменчивый ветер поутих. Один из птенцов, сидевших на ветви, взъерошился, тряс крыльями и пищал, заглядывая в клюв родителю. Последний держал в клюве какую-то козявку устрашающего размера - цикаду или медведку, кто их разберёт - в это время года в Антарктиде с насекомыми проблем не было.
- Ты мог случайно увидеть имя, или услышать в разговоре, - сказал я.
Родитель некоторое время поломался (интересно, зачем?), а потом отдал добычу своему чаду. Это было чертовски трогательно.
- При мне разговоры о вирусных модулях не велись, - сказал Толян.
Я с усилием отвернулся от окна и посмотрел на гибрида: было видно, что цепи, гнилая вода, голод, опарыши и время причинили его биологической части корпуса немалый ущерб, и теперь каждая секунда пребывания в сознании была для него невыносимой пыткой.
Как бы невзначай я поиграл его персональным блоком самоуничтожения, подкидывая его вверх и ловя в самый последний момент, глядя, как гибрид заворожено отслеживает мутнеющим взглядом все его перемещения. Он явно жаждал заполучить этот блок, этот билет в свой гибридный рай, тут же вставить его себе в головной разъём и как можно быстрее сдохнуть со счастливой улыбкой на гниющем лице.
- А тебе нравится наблюдать за птицами, Толян? - спросил я.
Если бы у меня самого кто-нибудь спросил тогда, зачем я это сделал - вряд ли я смог бы ответить что-нибудь вразумительное.
Он уставился на меня непонимающим взглядом, полным мучительного страдания:
- Позволь, что?
- Пробовал ли ты рассматривать птиц, наблюдать за ними в их привычной среде обитания?
Гибрид, наконец, понял суть вопроса и ответил, шепелявя, с трудом ворочая высохшим языком:
- Да, я частенько сиживал здесь, на берегу бухты Надежды, глядя как серые чайки строят свои гнёзда на берегу и дерутся за территорию. Давно увлекаюсь повторением экспериментов Лоренца и Тинбергена. Осмелюсь заметить, у меня это неплохо получается.
Он тут же осёкся:
- Получалось.
Было похоже, что он не питал иллюзий относительно своего будущего.
- Да ты что? - удивился я, на этот раз искренне.
- Это было не так-то просто, приходилось долго втираться к ним в доверие. Особенно к серым чайкам.
- А как у вас называют людей, которые любят разглядывать птиц на воле? - я хотел разгадать этот семантический ребус, засевший в моей голове как заноза.
Гибрид улыбнулся, отчего его нижняя губа неожиданно порвалась посередине, и из образовавшегося отверстия вывалился зуб. Он упал в мутную жижу с тихим всплеском и скрылся где-то в глубине.
- Мне очень жаль, - сказал я.
- Прошу прощения, - гибрид вновь улыбнулся, но его улыбка на этот раз получилась ужасной.
Мухи снова стали липнуть к нему, ползая по носу, рту, глазам. Их количество увеличивалось чуть ли не ежесекундно.
Я взял с подоконника спрей и попшикал на лицо гибрида. Он благодарно прикрыл веки.
- Так как твои соратники называют birdwatchers?
- Мои друзья их называют придурками - кому ещё в голову придёт рассматривать птиц, когда вокруг идёт такая война?
- Но ты же рассматривал?
- Да, было такое... Меня так и называли: придурок.
Я вздохнул - нужно было возвращаться к делам.
- Толян, - сказал я, - мне необходимо узнать имя передвижного вирусного модуля. Если ты мне его не назовёшь, погибнут сотни тысяч невинных.
Его лицо опухало прямо на глазах. Похоже, органоиды исчерпали ресурс своей стойкости.
- А если я скажу, погибнут сотни тысяч невинных, но уже с нашей стороны, - прохрипел гибрид.
Я вздохнул и вновь посмотрел в окно: птенец-подросток снова клянчил еду у взрослых. Жизнь продолжалась. Но я почему-то уже не мог продолжать пытку этого гибрида. Может быть виной тому были Лоренц с Тинбергеном или эти проклятые птицы. Я подошёл к зловонной ванне вплотную, протянул руку к голове Толяна и вставил в неё вожделенный параллелепипед. Тело Толяна конвульсивно дёрнулось, обдав меня брызгами нечистот. Он слабо застонал и стих, оставив мне на память свою жуткую улыбку. Теперь мне придётся с ней жить - конечно, если я когда-нибудь не решу избавиться от кошмарных воспоминаний этой войны. У нас, гибридов, это делается легко, было бы желание.