Семья восприняла ее поведение за безразличие. Но Лисвете было плевать, потому что на самом деле это далеко не так. Она будет носить траур по Ранну до конца своих дней, но об этом ни одна душа больше не узнает.
- Мама звала тебя – Девушка опустила глаза: - Никто не может тебя найти. А я знала, что ты будешь здесь.
- Браво. Спасибо, что напомнила, как от тебя нельзя скрыться.
- Димас! – Лисвета вздернула подбородок: - Не нужно прятаться, как трусливый мальчишка, когда я говорю, что МАМА ХОЧЕТ ТЕБЯ ВИДЕТЬ.
- Язвительная и бессердечная Лисвета, ну в кого ты у нас такая пошла? – Селлиус задумчиво поджал губы: - В любом случае, твои мечты начинают сбываться.
- Какие мечты? – Покачала головой, вглядываясь в его черты.
- Те, в которых ты остаешься единственной из нас, способной взойти на трон – Губы юноши скривились в болезненном оскале, когда он увидел, как она физически отшатнулась от его слов.
-Я сделаю вид, что не расслышала всю глупость, которую ты сейчас от горя несешь. Но учти – Лицо из бледного стало пунцовым: - Если ты еще раз позволишь себе такое произнести…
- То, что же будет, милая Лисвета? – Димас оскалился еще сильнее: - Что ты мне сделаешь?
- Ничего – Бессильно тряхнула головой, убеждая себя, что нет смысла спорить с безумцем: - Разумеется, я ничего не сделаю своему брату… и будущему королю.
- Бедная сестра, приходится склонять голову перед мужчинами – Лицо Димаса исказилось в подобии дикого сочувствия, пока не стало непроницаемо серьезным: - Но потерпи еще немного. Когда догорит последний погребальный костер, настанет время твоего триумфа.
- Что это? Предсказания великого неудачника? – Лисвета саркастически подняла бровь, поддаваясь на его провокацию. Он сказал слишком много непозволительных вещей. СЛИШКОМ МНОГО. Гневно сверкнула глазами, одаривая собеседника презрительной улыбкой обиженного ребенка: - Неужели ты так сильно боишься, что готов отдать мне свое мужское превосходство? Ранна нет, и ты сдаешься девчонке?
- Если бы ты не была так глупа - не отошла бы от него в лесу! Слугам пришлось бы РАЗДЕЛИТЬСЯ и вступиться за него, как и за нас. Чтобы папина любимица оказалась в безопасности. Им бы пришлось сражаться и за НЕГО!!!
- И мы все остались бы в том лесу. Мертвыми – Глаза не отрывались от его бледного ненавидящего лица, а губы шептали вышколенные слова, которые повторяла себе каждое утро. Один пал ради спасения остальных. Насколько несправедливо бы это ни звучало, так было нужно. Не сомневалась, что имей Ранн на себе хоть десять орлиных меток, все равно поступил бы в точности так же.
- Поверь, именно такими мы теперь и являемся. Никто из нас троих не сможет забыть – Димас сузил зрачки: - Я, по крайней мере, имею смелость не притворяться.
Лисвета молчала. Черты лица смягчились, несмотря на продолжающийся привкус желчи во рту. Она не была наделена чуткостью и сострадательностью, свойственной представительницам женского пола, но сейчас поймала себя на мысли, что ей ужасно жаль. Димас всегда был жалким подобием мужественности, но сейчас она сочувствовала его боли в другом, почти нежном ключе. Сейчас ей на уровне животных инстинктов стало необходимо, чтобы брат был жив. Только усилиями каждого члена семьи, они вместе смогут преодолеть горе, подкосившее каждого из них.
Даже мама лила слезы, подпирая худой спиной кухонную дверь. Думала, что была в своем горе одна, не могла позволить себе прилюдно оплакивать смерть подкидыша. Но каждый из семьи по очереди дежурили с другой стороны этой самой двери, и «случайно» оказывались рядом, когда истерика достигала апофеоза. Лисвета знала, что Димас больше всех не выдерживал ее слез. Проклятый слабак! Почувствовала, как тыльную сторону ладони царапали собственные ногти на согнутых пальцах, превращая ее в кулак.
- Не злись, сестрица! – Селлиус поднял смеющиеся глаза. Какой-то нездоровый блеск заставил собеседницу мгновенно напрячься и сделать шаг в его сторону, но он, как ужаленный, отпрыгнул, приближаясь к краю обрыва: - Не стоит этого делать!
- Пойдем со мной – Лисвета медленно протянула руку вперед, с мольбой глядя в лицо, на котором все отчетливее проступала маска безумия. Как змеиная чешуя, она мягко накладывалась на мужские контуры, обволакивала мальчишеский тонкий подбородок, густые брови и линию синих глаз. В какие-то моменты так сильно напоминала родную кожу, но, при редких отливах проступающего через тучи солнца, все-таки кричала о наличии инородного, чужого, ненастоящего. Глазные яблоки стали красными из-за лопнувших капилляров, окончательно превращая своего обладателя в нечто чудовищное.