Крэбб зашел ко мне утром. Сначала я его не узнал, но когда он предложил угостить меня завтраком на серебряный доллар, я вспомнил — это тот парень, который нырнул с палубы «Малоло»! Мы позавтракали на лунаи — для тех, кто приехал с материка, поясню — на «веранде», — под названием «Кокосовая лужайка», только я не позволил ему заплатить за еду, потому что в любом случае баксом он не отделался бы, и попросил записать все на мой счет.
И теперь мы коротали первую половину дня, наблюдая, как ради прессы дурачится на пляже Дэрроу, позволяя сделать массу легкомысленных снимков и записать сомнительные реплики типа «На Гавайях нет расовых проблем», привлекая тем самым внимание к «Ройял Гавайен» и расплачиваясь таким образом за мою комнату.
— А? — переспросил я в ответ на заявление Крэбба, что Тарзан победил Дьюка.
— Джонни Вайсмюллер, — объяснил Крэбб. Он задумчиво наблюдал за Каханамоку. — Это парень, который в конце концов отобрал у Дьюка его титул чемпиона мира по плаванию. В Париже, в двадцать четвертом.
— А тридцать второй станет твоим годом?
— Таков план.
Хотя «Ройял Гавайен» был далеко не заполнен, пляж перед ним был усыпан загорающими, купающимися и как бы серфингистами. Тут и там мускулистый гаваец в купальном костюме сопровождал особу женского пола — или помогая освоиться с серфингом, или сидя рядом с ней на песке и втирая в ее бледную кожу кокосовое масло.
— Эти пляжные мальчики, — спросил я Крэбба, — здесь работают?
— Некоторые из них. Но все пляжи на Гавайях общественные, поэтому мальчики приходят и уходят, как им нравится. Когда-то и я был одним из них?
— Белый?
Сверкнула улыбка, не менее ослепительная, чем у Каханамоку.
— Да, кое-кто из белых ребят дает уроки серфинга.
— А заодно дает женщинам и другие уроки?
Его улыбка сделалась лукавой.
— Поскольку я никогда не плачу за секс, то и за него плату не беру — таково мое правило.
— Но некоторые пляжные мальчики берут деньги за свои дополнительные услуги?
Он пожал плечами.
— Это вопрос гордости. Скажи, чего это Кларенс Дэрроу валяет тут дурака на пару с Дьюком и его ребятами? Разве он не сидит по уши в своем деле?
Как раз в этот момент Дэрроу оказался по щиколотку в воде. Каханамоку помогал Дэрроу выбраться из лодки и попасть на пляж, журналисты выкрикивали вопросы, а раскорячившиеся, как крабы, фотографы щелкали затворами своих камер.
— Он работает над делом, — сказал я. — Во всяком случае, по линии связей с общественностью... не говоря уже о расовых отношениях. Валандаясь тут с Дьюком Каханамоку, он дает понять, что вовсе не считает всех пляжных мальчиков насильниками.
— А обвиняемые по делу Ала-Моана, — заметил Крэбб, — вовсе и не пляжные мальчики. Обычные сорвиголовы из Гонолулу, плывущие по течению жизни.
Он произнес это с известной долей сочувствия.
— Ребята лет двадцати, — сказал я, — везде беспокойный народ, а не только на Гавайях.
— Да, но здесь действительно полно ребят, которые живут как придется. Здесь намешано столько рас, их культуры и обычаи переплелись очень тесно.
— Значит, ты считаешь, что ребята Ала-Моана — не бандиты?
— Нет, и, думаю, не насильники.
— С чего так?
Он вздохнул. Прохладный ветерок прорывался даже сквозь тепло дня, заставляя плясать его темно-русые волосы. Проклятый красавчик, если бы он не был так любезен, я бы его возненавидел.
Взгляд у него был спокойный.
— На островах есть старое присловье «Болтлив, как гаваец». Но из ребят копы ничего не вытянули.
— Ну и что? В самых разных делах полно подозреваемых, которые держат рот на замке.
Он покачал головой.
— Но не подозреваемые-гавайцы. Если бы копы со своими дубинками и плетками ничего из них и не выбили, то водка и любопытные друзья и родственники наверняка добились бы своего. И тогда по островам прокатился бы слух, как прибой по пляжу.
— А ничего подобного не случилось?
— Нет. А иначе почему, ты думаешь, цветное население в подавляющем большинстве на стороне «насильников»? Кроме того, на Оаху нет надобности насиловать женщину. Тут достаточно подходящих девчонок, которых надо только попросить.
Может и так, если ты выглядишь, как этот парень.
— То место, где прогуливалась Талия Мэсси и где ее схватили, — сказал я, — это район красных фонарей. Может, Хорас Ида и его дружки ехали мимо и по ошибке приняли ее за дешевую проститутку и решили поживиться на дармовщинку.
Он обдумал мои слова.
— Пожалуй, это самое лучшее, что могло бы выдвинуть обвинение. Это вполне могло случиться именно так. Но только это сделали не ребята Ала-Моана.
— Почему?
— Да потому что гавайцы болтливы! По городу, среди цветных, ходит слух, что это была другая шайка парней. Ты хоть представляешь, сколько подобных компаний разъезжало в ту ночь в поисках развлечений?
Из этого парня получился бы неплохой адвокат. Возможно, когда он выбросит из головы всю эту олимпийскую чепуху, то все же закончит юридическую школу.
— Часы есть, Нат?
Я сверился со своими часами и сказал ему, что скоро два.
Он встал, мускулы у него заиграли совсем, как у Дьюка.
— Пожалуй, мне пора. Я должен быть в На-таториуме к двум.
— Где?
— В Нататориуме. Это озеро с соленой водой рядом с «Алмазной Головой». Я там тренируюсь.
— Удачи тебе, — сказал я, протянув ему руку.
Он пожал ее и стал складывать полотенце, а я, как бы между прочим, спросил:
— Почему ты решил позавтракать со мной именно сегодня? А, Жердь?
Это вроде было его прозвище? Как будто бы его он назвал мне на пристани, после того как причалил «Малоло»?
Должно быть, я не ошибся, потому что он ответил:
— Я просто хотел отплатить за твою доброту тогда на корабле...
— А ты знаком с кем-нибудь из ребят Ала-Моана?
Он захлопал глазами.
— Да, э... я знал Джо Кахахаваи. И Бенни Ахакуэло я знаю.
— Местные спортсмены, как и ты.
— Да. — Теперь он улыбнулся растерянно. — А ты поймал меня на этом... я хотел замолвить доброе слово за друзей, не говоря тебе, что они мои друзья...
— Я же детектив. Мне платят за то, чтобы я ловил людей на подобных вещах.
— Прости. Я не хотел направить тебя по неверному пути...
— Не извиняйся за то, что хотел помочь друзьям. Послушай, Жердь... ты ведь ни в чем мне не солгал?
— Нет. Только маленький грех умолчания... Я улыбнулся ему.
— Это делает тебя намного более надежным свидетелем, чем те, с кем я говорил. Спасибо за информацию. Удачи в Лос-Анджелесе.
Приближающиеся Олимпийские игры должны были состояться в этом городе.
— Спасибо, Нат.
Он еще раз ослепил меня смущенной улыбкой, помахал рукой и ушел.
Дэрроу выбирался на пляж. Дьюк Каханамоку возвращался назад, к своим приятелям в каноэ, возможно, чтобы избежать журналистов. До этого мягкий плеск волн и веселый щебет загорающих и купающихся, которые плескались у берега или поджаривались на расстеленных на белом песке полотенцах, заглушали голос Дэрроу. Но теперь, когда К. Д. и репортеры двинулись к отелю и ряду столиков под пляжными зонтами, где сидели и мы, я отчетливо разобрал, о чем они говорили...
— Волнуетесь, что в жюри присяжных будут представлены разные расы, судья? — спросил один из журналистов.
Газетчики обычно называли его судья, хотя он никогда им не был. Они вроде и посмеивались над ним и в то же время делали комплимент.