Да, несмотря на всю опасность его затеи вампир был явно доволен собой. Независимо от того, как повернется его игра в дальнейшем, он постарается предупредить все действия своего врага, пошагово разобрать партию и предусмотреть все нюансы. В правильности своего поступка он не сомневался, а жертвы его не интересовали, ибо это была игра сильнейших — он бросил вызов крылатому ужасу Трансильвании, вампиру первого поколения, великому графу Дракуле, и не собирался отступать, стараясь сберечь в этой игре пешек. Слишком высоки были ставки, слишком велики были риски, слишком амбициозны скрытые мотивы, которые все более прорастали в его душе.
========== Черная невеста ==========
К счастью, обратный путь в Васерию прошел без происшествий, если, конечно, не считать таковыми резкие перемены в настроении своего товарища, которые Карл, как ни старался, не мог объяснить. Ван Хелсинг то погружался в пугающее молчание, не выходя из этого состояния часами, то, наоборот, клокотал от злости, как вулкан, готовый в любой момент выкинуть из своего жерла тонны ядовитого пепла, обрекая все вокруг на мучительную смерть. И если днем пребывание с охотником было достаточно сносным, то с восходом луны оно превращалось в настоящее испытание, заставляя монаха призывать на помощь все свое терпение, чтобы не наградить друга болезненной оплеухой, за которую впоследствии придется расплачиваться.
Оставив за своей спиной ледяные карпатские вершины, а так же густые сосновые леса, мужчины наконец смогли въехать в опустевшее селение. Никто не вышел поприветствовать путников, никто не выглядывал из потускневших окон — казалось, будто чума прошла по маленькому городку, заставив несчастных покинуть эти земли.
Родовой замок Анны, возвышавшийся над мелкими деревянными домишками, выглядел теперь еще более заброшенным, взирая на путников из черных глазниц арочных окон, накинув на фасад траурное одеяние. Когда-то этот добротный замок был настоящим образчиком неприступного жилища, в котором царствовала властная рука, теперь же, столетия спустя, ветшая год от года вместе с таявшим состоянием его обитателей, он превратился в призрачное напоминание о былом величии. Каменная кладка во многих местах обвалилась, и теперь в широких трещинах гулял ветер, затягивая свою заунывную песнь; черепица на крыше, когда-то горевшая огнем, рассыпалась на мелкие осколки, обнажив покрытую смолой крышу; отжившие свое деревянные перегородки, грозили в любой момент обратиться в труху, обрушив на головы своих жильцов вековую мощь этого строения. Все говорило о том, что когда-то процветавший род ныне едва сводил концы с концами, растратив все свои ресурсы на столетнюю борьбу, обернувшуюся для них крахом надежд и гибелью душ. Поросшая плющом ограда, дворовые деревья, сбросившие остатки листвы, покрытые прозрачными каплями стены, каждый камешек на мощеной дороге, конюшня, домик прислуги, небольшая часовня, — все теперь носило на себе холодную печать смерти; казалось, что вместе с Анной отсюда ушла вся жизнь. Лишь ближе к полудню немногочисленные люди решили покинуть свои дома, чтобы вернуться к привычному распорядку дня.
Наблюдая за ними из окна, Ван Хелсинг каждый раз обращал свой взгляд к проржавевшим воротам, где-то в глубине души испытывая обреченную надежду на то, что в любую минуту знакомый силуэт пересечет порог родного дома. Неконтролируемое раздражение нарастало в его душе все больше и больше, ибо каждый миг промедления все дальше уносил от него подобную наваждению цель. Он чувствовал, что Анна в опасности, но был вынужден бездействовать, надеясь на то, что Карл сумеет найти в библиотеке след, который поможет ему выйти на таинственных похитителей, забравших принцессу. Боль в плече, буквально сводившая его с ума, еще больше усиливала его злобу, ибо до полнолуния оставалось чуть более суток, а дальше была неизвестность! Он не знал, сможет ли он сопротивляться власти Дракулы, не знал, какую судьбу этот кровожадный тиран выберет для него, не знал, сможет ли он вообще пережить момент перерождения, ибо это дано далеко не каждому человеку. Час сменялся часом, день отдал власть вечернему сумраку, а он по-прежнему ничего не знал.
— Долго еще? — проскрежетал он, оборачиваясь к послушнику, с головой зарывшемуся в книги.
— Если ты будешь стоять у меня над душой, работа не пойдет быстрее! Пошел бы ты отдохнул — неизвестно, когда в следующий раз нам удастся поспать, — процедил он, переворачивая пожелтевшую страницу.
— Как я могу спать, в то время как Анна подвергается такой опасности оттого, что я не смог ее защитить? — возмутился охотник, глядя на своего друга.
— Твои переживания не смогут ей помочь в любом случае, а вот силы тебе еще понадобятся! К тому же Анна прекрасно понимала то, с какими опасностями сопряжено это предприятие, и, поверь, не станет тебя винить в случившемся.
— Может, ты и прав, — буркнул охотник и уже направился к выходу, когда Карл окликнул его:
— Нашел. Смотри, точно такая же эмблема.
Мужчина ткнул пальцем в небольшую тетрадь, в которой от руки был нарисован такой же символ, как на рукояти стилета.
— Что это за книга?
— Это дневник прапрадеда Анны, я нашел все записи, а так же переписку, которые ее предки вели в течение жизни, но не успел еще все просмотреть, — монах кивнул в сторону коробки, где огромной бесформенной грудой громоздились тетради и книги, покрытые толстым слоем пыли. — Здесь говорится о том, что в процессе своих поисков он наткнулся на еще одно гнездилище вампиров, расположенное вблизи Будапешта, где-то у подножия гор. Этот символ носят члены клана, чтобы суметь при необходимости распознать друг друга.
— Значит, эта девушка была вампиром, а я, дурак, ее спас, — задумчиво произнес охотник, вертя в руках трофейный кинжал.
— Это бы многое объяснило: и ее нечеловеческую силу, и выносливость, и то, что ее раны так быстро затянулись, даже побег!
— Но она так поразительно на нее похожа, таких совпадений не бывает, — проговорил Гэбриэл. — Как бы то ни было, теперь у нас есть зацепка. В дневнике есть еще какие-то ориентиры?
— Да. Тут написано, что верхом он добрался туда до заката. Судя по дате, запись была сделана двенадцатого ноября. Солнце в это время садится рано, а ранее, в районе двух часов дня, он приходил на исповедь в базилику Святого Иштвана. Выходит, что дорога до этого места занимает около двух часов и ехать нужно в горы.
— Это уже кое-что, — воодушевился Ван Хелсинг, — выступаем на рассвете.
В этот момент сильная возня на улице привлекла его внимание: за окном перед главными воротами столпились несколько десятков человек, испуганно жестикулируя и осеняя себя крестным знамением. Некоторые женщины теряли сознание, глядя на эту картину; кто-то не скрывал рвущихся из груди рыданий; мужчины снимали головные уборы, склоняя головы. Видя эту сцену, сердце охотника сжалось от предчувствия чего-то непоправимого. Не помня себя он выскочил на улицу, локтями распихивая окружающих его зевак, но, едва прорвавшись к центру, застыл на месте, будто пораженный громом. На покрытой ледяной изморосью брусчатке лежала Анна, устремившая потухший взгляд к небесам. Ее погнутый нательный крест валялся по правую руку от нее, а револьвер с серебряными пулями, рассыпанными вокруг, лежал у изголовья. Залитая кровью сорочка, разодранная на груди, открывала белую кожу до ключицы, покрытую многочисленными ссадинами и кровоподтеками, на правой стороне лица отпечатался желтоватый синяк, а на губах — рваная рана от удара.
— Анна, — кинулся к ней Ван Хелсинг, пытаясь найти в ее теле малейшие признаки жизни, но ее сердце перестало биться, а грудь вздыматься при дыхании. На лице застыло какое-то умиротворение, будто перед смертью на нее снизошло Божье откровение. Коснувшись век, мужчина аккуратно прикрыл ее глаза, которые больше никогда не увидят дневной свет, не засияют озорными искорками в момент улыбки, не подарят ему нежный взгляд. Подняв принцессу на руки, охотник, расталкивая в стороны толпу, скрылся за массивными дубовыми дверями, унося с собой свое горе и свое опустошенное сердце. Но в тот момент, когда эта нехитрая перегородка скрыла его от любопытных взглядов, силы оставили тело и он буквально осел на каменные плиты, обнимая единственную девушку, заставившую его мечтать. Его грудь буквально разрывалась от невысказанной боли, от собственного бессилия, от того, что он так и не смог сказать ей о своих чувствах. Сильнее прижав к себе лишенное жизни тело, Ван Хелсинг запечатлел нежный поцелуй на ее холодных губах, коснулся белой кожи, еще хранившей на себе румянец. Скупая слеза отчаяния скатилась по его щеке, застыв на подбородке, а сердце рвалось из груди, отказываясь верить в то, что происходящее является жестокой реальностью. Какая-то часть него отказывалась признать эту пугающую истину, надеясь на то, что это лишь кошмар, ворвавшийся в реальность из сна. Стоит лишь открыть глаза, проснуться — и всё закончится. Но это была не игра воображения — это была действительность: Анна больше никогда не будет с ним, ибо ее душа переходит в другой мир, где властвуют совсем иные силы.