— Шантаж? Помилуй, Анна. Это далеко не единственный способ. Я в состоянии заставить тебя, если пожелаю. Но вместо этого я предлагаю тебе компромисс. Разве это не разумная сделка?
— Я не заключаю сделки с убийцами! Ты уничтожил всю мою семью…отца, брата… я ненавижу тебя!
— Ненависть — это подлая сводня, убогая сестра любви, которая сводит со смертью тех, кто не может оставить ее позади. Она отравила твоего отца, брата, всех твоих предков и меня. Веками я ненавидел все ваше племя, желая уничтожить даже память о собственном отце, пока на моей дороге не появилась…
— Не смей, так говорить о них, — вскричала Анна, обрывая его на середине фразы. — Моя жизнь разрушена, все к чему я прикасаюсь, обращается в прах. И этому лишь ты виной!
— Я предоставил тебе выбор! К тому же, помнится, мы решили не переходить на обвинения. Впрочем, как угодно! Не я всадил пулю в сердце твоего братца. При встрече поблагодаришь за этот милый жест своего любимого охотника, если конечно он еще жив. Во-вторых, если я убийца, то кто тогда ты? Твой отец мог держать в руках оружие, мог сопротивляться, а вот тот мальчик…
— Замолчи! — вскричала девушка, заливаясь кровавыми слезами!
— Неприятно?! Но ведь это правда! Ты убила беззащитного ребенка, у которого так же, как и у тебя была семья: мать, сестра. Парнишка заботился о них, а что сделала ты? Не надо обвинять меня в грехах, которым подвластна и ты! — граф знал, что бьет по больному, но устав от постоянных обвинений, он искренне желал положить конец этим непрекращающимся баталиям, но увидев Анну, которая буквально сползла на пол, сжигаемая чувством вины, горькое раскаяние от собственных слов резануло его душу ножом.
— Куда бы мы не направились, нам во след полыхают мосты, — уже спокойнее, с нотками искреннего сострадания в голосе, произнес он. — Это неизбежность. Ты сделала шаг в вечность — назад дороги нет. Позабудь мир, в котором ты жила до сих пор. Послушай, прочувствуй шелест крыльев ночи, твой день остался позади, а впереди тебя ждет только мрак, но и в нем есть своя необъяснимая прелесть. Научись слушать песню ночи. Пусть душа воспарит в высь, оставив все сомнения и с этой высоты тебе откроется новая дорога. Злость, отрицание, безысходность рано или поздно сменятся смирением. Забудь о страхе, пришел конец игре в невинность и показную добродетель. Нет смысла спорить, твоей сущности уже давно пора вступить в свои права, — продолжил он, опускаясь на пол рядом с ней и прижимая трепещущую фигурку к себе. В этот миг уже знакомое ей чувство покоя разлилось по телу, заставляя забыть обо всех переживаниях. Инстинктивно девушка прильнула к его груди, пытаясь найти там защиту не только от пугающих мыслей, но и от самого вампира.
— Как такое может быть? — давясь слезами, шептала она. — Как я могу одновременно испытывать столько противоречивых эмоций? Это твоя кровь отравляет мои мысли, а воля подавляет разум?
— И да, и нет! Кровь вампира лишь усиливает противоречия в твоей душе. Лишь те противоречия, которые раздирали тебя и при жизни, хотя, иногда к ним примешиваются и новые, подаренные смертью. Будучи вампиром, ты не можешь любить или ненавидеть на половину: если любовь — то беззаветная, если ненависть — то всепоглощающая. У новообращенного до предела обостряются не только органы чувств, но и эмоции. Бесчувственность бессмертных — это миф. Лишь со временем мы можем полностью научиться контролировать свои чувства, оборвав связь с человеческим прошлым. Именно тогда мы обретаем истинное могущество.
— Ты хочешь сказать, что я…
— Я ничего не буду говорить, рано или поздно ты сама сможешь прийти к какому-то решению.
— Но что произошло в тот момент?
— Ты пришла на тайный зов, который манил тебя давно, поддавшись велению страстей, что тебе и не снились. Отчасти по моей воле, но лишь отчасти, ведь в душе ты уже подчинилась мне, но разум упорно отказывается признавать свершившийся факт.
Эти слова не были для Анны откровением, Дракула лишь озвучил ее собственные мысли, в которых она отказывалась себе признаваться, оттого на душе стало еще гаже. Девушка не понимала, как кровь могла обладать такой властью над ней, что смогла за такое короткое время полностью перевернуть ее мир, заставив ненависть поблекнуть на фоне вновь зарождающегося чувства, которому она боялась дать имя. Дракула не просто обладал притягательным шармом вампиров, в нем было гораздо больше — некая загадка, манящая и пугающая одновременно. Но готова ли она была проявить мужество, чтобы узнать ее? Влад спас ей жизнь, причем неоднократно, пошел против своих принципов, против законов. Он не имел права обращать жертву другого вампира, но сделал это, он мог навсегда пресечь их род, отомстив своим врагам, но пощадил ее. Зачем он тратил столько времени и сил на то, чтобы показать ей этот новый мир? Ужель для того, чтобы потешить свое самолюбие, подчинив своего злейшего врага? В это она не могла поверить, потому как он ни разу не попытался унизить ее, постыдным образом воспользоваться ее телом, подчинив своей воле. А значит, Дракула преследовал иные цели, о которых молчал.
— Прошу, не заставляй меня любить тебя! Не заставляй меня желать того, чего я хотела так долго, но страшилась даже самой мысли об этом. Я бродила в тумане рядом с бездной, но я боюсь туда упасть, раствориться в этом вечном мраке, как песчинка во Вселенной, — проговорила она, страшась собственной откровенности, начав которую, уже не могла остановиться. А что если она неправильно разгадала намерения вампира? Что если он, поднимет ее на смех после таких слов? Ведь это будет уже оскорблением не противнику, а женщине, осмелившейся раскрыть мужчине свою душу. Но вампир даже не думал смеяться, обратив все свое внимание на девушку, трепетавшую в его объятиях. У нее не было ни сил, ни желания покинуть эту тихую гавань спокойствия, которую подарили ей его руки, но разум отчаянно сопротивлялся, раздирая ее душу на части. Дракула чувствовал эту борьбу, но не решался вмешиваться в ход ее мыслей, чтобы в очередной раз не получить обвинение в попытках достигнуть желаемого, супротив ее волю. — Господи, когда придет конец этому безумию? Я не могу больше выносить этого кошмара.
Аккуратно приподняв ее подбородок, граф заглянул в изумрудные глаза, которые застилала кровавая пелена слез, обагрившая его рубаху.
— Твои глаза говорят мне об обратном! Они разъясняют спутанные слова: ты говоришь, что чувствуешь и что хочешь чувствовать, но не слышишь голоса сердца, скованного разумом. Мы две души, заключенные в одну тюрьму, но избравшие разные пути, мы умерли, но подобно звездам возродились! Вместе! Мы были повенчаны кровью и этого уже не изменить. Моя любовь приносит бессмертие, а потому восстань под моими чарами, ибо нас держит непреодолимая сила. Неужели ты не видишь, что туман, окружавший тебя всю жизнь, приобрел облик вечной ночи? Это было предопределено века назад, не мной, не тобой, а силами, что значительно древнее и сильнее нас. Они смешали наши жизни, словно брошенные на игральный стол карты, так стоит ли противиться тому, чего ты сама тайно желаешь?
Анна уже не понимала и половины слов, казалось, что все они просто терялись в окружающем их хаосе и безумии и единственное, что еще связывало ее с миром вокруг, были его глаза. Впервые она не видела в них угрозу, впервые не испытывала перед ними страха. Удивляясь тому, что в их поразительной, гипнотизирующей глубине растворялась не только вековая ненависть, но и ее сомнения. Граф слегка склонился к ней, сильнее прижав к себе, в этот момент девушка попыталась вырваться из его рук, но эта робкая попытка сопротивления была тут же подавлена его уверенностью.
— Пожалуйста, не надо! — прошептала она, будто прочитав его мысли.
— Прозвучало не очень убедительно! — с ухмылкой ответил он, обжигая ее щеки своим холодным дыханием. Граф уже не мог, да и не хотел смирить себя и желания, бушевавшие в его душе. Секундой спустя их губы сомкнулись в страстном поцелуе, вырывавшем их из бездны сомнений и возносящем на вершину блаженства. Ни один из них не ожидал того, что эта спонтанная ласка оставит такой глубокий отпечаток в их сердцах. В этот момент их души слились настолько, что Дракула уже не знал наверняка, где заканчивается он и начинается она. Больше не было двух разбитых сердец, двух израненных душ, двух истосковавшихся по теплу тел, они стали единым, уравновешенным существом, вобравшем в себя не только достоинства, но и пороки обоих носителей. Их поглотило злое пламя страсти, заставляющее их сгорать дотла, но тут же возрождаться из пепла, подобно фениксу. Анна уже не понимала, является ли происходящее результатом игры с ее сознанием или собственным постыдным желанием, слабостью плоти. В этот момент она предпочитала не думать об этом, полностью отдаваясь во власть вампира.