— Перестань! Зачем ты все это говоришь? — вскричала Селин, чувствуя, как перед глазами встает пелена кровавых слез. Его слова воскресили в ее душе воспоминания о погибшей семье. Отец, мать, сестры, будто наяву она видела их растерзанные тела, но в ту же секунду по сердцу разлилось приятное тепло, боль отступила, и ей на смену пришло умиротворение. Перед глазами проплывали тихие семейные ужины, ее радость в тот момент, когда, забыв про игры, она бежала в поля встречать отца, возвращавшегося с гор вместе с остальными каменщиками. Это была настоящая жизнь, наполненная радостью и семейным уютом. Это было настоящее счастье, которое осталось похоронено в веках. А что было у нее сейчас? Лишь злоба и месть, подобно тлеющему огоньку поддерживающие в ней жизнь.
— Я так говорю потому, что ты врешь даже себе! В твоих глазах нет счастья, нет любви, так скажи мне, ради чего ты живешь?
— Ради мести! Оборотни убили всю мою семью. Я поклялась, что пока дышит хотя бы один из них, я не смогу обрести покой!
— Должно быть, ты пашешь без выходных? — с легкой усмешкой произнес он.
— Ты находишь в этом что-то смешное? — прорычала она, выхватив из-за пояса небольшой серебряный кинжал. Однако охотник в тот же миг перехватил ее руку, завернув к лопатке так, что девушка была вынуждена прижаться к нему.
— Думаешь, что месть — это панацея? Око за око, жизнь за жизнь? Нет! Это болезнь, это ложь, которой ты себя окружила. Месть порождает лишь месть — это замкнутый круг. Она только растравляет твои раны, не дает им зажить, отравляет своим ядом и туманит разум. Хочешь воевать? А ради чего? Не будь оружием тех, кто твоими руками вершит чужие судьбы.
Глядя сейчас в пылающие гневом глаза вампирши, Ван Хелсинг не мог удержаться от проведения некой параллели между двумя женщинами, избравшими путь мести. Анна и Селин были не только поразительно похожи внешне, в их сердцах горел тот безудержный огонь, способный пробудить страсть в каждом мужчине, но по иронии судьбы они избрали путь мести и их цветущие жизни забрали бессмертные, сделав их оружием в своих нескончаемых интригах. Они обе избрали неверные мотивы, чтобы достигнуть желаемого, и ненависть их поглотила — лишила жизни, смерти и мечты. Она забрала их души, наполнив сердца злобой. Но разве был у них иной выбор? Как ни пытался он прокрутить в своей голове разные варианты развития событий, итог был всегда один — смерть или бессмертие. Как ни старался, но он не мог найти в их судьбе место для обычной человеческой жизни, для счастья — это был их крест, который их хрупкие плечи вынуждены нести до скончания веков.
— А как же ты? Что насчет твоего прошлого? Твои портреты висят по всей Европе! Одни говорят, что ты убийца, другие готовы канонизировать твой лик! Но кто на самом деле прячется за этой маской? Разве ты не являешься бездушным орудием в руках Церкви? Разве ты чем-то отличаешься от меня? В твоих глазах тоже нет счастья! Ради чего сражаешься ты?
— Ответ на этот вопрос затаён в моем прошлом, которое, увы, сокрыто! — ослабляя хватку, проговорил он.
— Я не понимаю… — процедила Селин, потирая запястья.
— Несколько лет назад меня нашли на пороге собора Святого Петра. Без воспоминаний, без прошлого, без цели и без жизни. У меня было только имя, выгравированное на медальоне, сказать по правде, только оно у меня и осталось. Монахи увидели в этом знак Божий, а мне необходимо было где-то жить. Так началось мое сотрудничество с Ватиканом, таким оно и было до тех пор, пока я не прибыл в Трансильванию.
— А что изменилось сейчас? — поинтересовалась она, поравнявшись с охотником, который, будто не замечая дождя хлеставшего его по щекам, сквозь дебри пробирался вперед, свернув с тропы.
— Скорее всего — я. Какой-то внутренний голос говорит мне о том, что мое прошлое зарыто где-то здесь. Лежит и ждет, пока его откопают.
— Но прежде чем копать, необходимо определиться с местом раскопок, — в тон ему ответила Селин.
— Это подобно поиску клада. Никогда не узнаешь, где он таится, пока не соберешь все ключи. К несчастью, у меня есть только один, — проговорил Ван Хелсинг, показывая ей кольцо. В тусклом свете, озарявшем округу, перстень с изображением дракона засиял всеми своими гранями, будто сам являлся источником света.
— О, Господи! Откуда он у тебя? — проговорила девушка, перехватив его ладонь.
— Он был со мной с того самого дня, как меня нашли! Ты знаешь, что это?
— Это фамильная драгоценность. Пропавший перстень правителей Трансильвании и Валахии. Родоначальники их рода были членами древнего рыцарского ордена, ордена Дракона, именно это создание они поместили на свой герб, как знак величия и мощи. Но кольцо пропало столетия назад при трагических обстоятельствах, а последним его хранителем был… — она замешкалась, очевидно, пытаясь найти объяснение этому феномену, но мысли путались у нее в голове, рождая предположения одно нереальнее другого.
— Он принадлежал Дракуле! Ведь так? — спросил Ван Хелсинг, который уже начинал понимать, что их судьбы с вампиром переплелись каким-то таинственным образом, но никак не мог приподнять завесу, скрывающую от него вековую истину.
— Да, — с легким кивком ответила Селин.
— Но что произошло тогда?
— Это неизвестно. Его отец сделал все, чтобы эта история канула в лету, а все ее участники истлели в могилах. Остался лишь один очевидец этих событий, только он может пролить свет на тайну твоего прошлого, если, конечно, этот перстень имеет к нему какое-то отношение. Если мы не замерзнем в этих горах, я думаю, у тебя будет возможность спросить это лично у него, — проговорила Селин, растирая заледеневшие руки.
— Не замерзнем! — с легкой улыбкой проговорил он, указывая на небольшую избушку, проглядывающую между деревьями.
— Как ты узнал, мы же не случайно сошли с тропы?
— Силки! Их было достаточно много расставлено вдоль дороги, да и в лесу. На холме была слегка примята трава, а значит, совсем недавно туда поднимались люди. Эти места богаты пушниной, а значит, должны быть и охотничьи домики. Эти, — проговорил он, указывая на припорошенные сухой листвой веревки, — установлены достаточно давно, а значит, охотники ушли вглубь леса и скорее всего заночуют в другой избушке. Смотри, а здесь есть и ужин! — довольно заметил он, указывая на еще живую тушку зайца, болтающегося в ловушке.
— Поразительно! Где ты этому научился? — спросила Селин, не сумев сдержать восхищенного взгляда. Она даже не думала, что можно настолько хорошо чувствовать природу, слушать голоса леса, читать следы, оставленные на траве. Это стало для нее настоящим открытием, воодушевив настолько, что если бы ее сердце могло биться, то непременно выпрыгнуло из груди от радости.
— Неплохо для оборотня? — с усмешкой проговорил Ван Хелсинг.
— Пожалуй, я возьму слова насчет твоей никчемности назад, — отозвалась она, вернув ему лучезарную улыбку. — Ты достаточно полезный попутчик.
Одарив ее ответным жестом, Ван Хелсинг начал медленно приближаться к дому, уперев арбалет в плечо. Селин, выхватив револьвер, в котором, правда, осталось лишь несколько пуль, следовала за ним, оглядываясь по сторонам. Листва и ветки предательски хрустели под ногами, нарушая царившую вокруг тишину, но надежда на долгожданный отдых в теплом доме буквально окрыляла, заставляя продвигаться вперед. С ноги высадив дверь, охотник проник внутрь, оглядывая помещение.
Небольшая комнатка внутри была пуста и скупа на меблировку, но, по крайней мере, в стенах не зияли дыры, в которых гулял ветер, а крыша не протекала от непрекращающегося ливня. В центре стоял наскоро сколоченный стол и несколько стульев; печь, покрытая толстым слоем сажи, находилась в противоположном от входа углу, и топилась по-черному; около нее находилась какая-то коробка с кучей ветхого хлама, прикрытого старым тряпьем, среди которого им удалось найти небольшое огниво и моток веревки. Кровать заменял достаточно просторный соломенный лежак, расстеленный на земляном полу и прикрытый изъеденной молью шкурой медведя. В довершение ко всему, из небольшой глиняной миски, стоявшей на столе, была сделана сальная свеча, способная хотя бы ненадолго разогнать царивший вокруг них мрак, а душам подарить тепло и свет.