— Ник, чего молчишь?
— Я уже сплю и тебе советую. А если так хочешь отсюда выбраться, то попробуй использовать отверстие в углу камеры. Вдруг получится.
Я повернулся на бок, чувствуя, как ребра отзываются ноющей болью. Однако дышать мне удавалось вполне нормально, что означало — переломов нет. Антон не поленился подойти к отхожему углу, но потом все же сообразил, что я его наколол, и мрачно выругался. Я же отчего-то вспомнил, что сегодня впервые в жизни убил человека. Осознанно и без колебаний. И что же я после этого чувствую? Да почти ничего, кроме легкого удовлетворения — все-таки одним гадом меньше стало.
Это было слегка странно, так как даже в книге про орков главный герой пару страниц размышлял над ценностью человеческой жизни, но меня сейчас на раскаяние и сожаление по поводу содеянного нисколько не тянуло. Уж не знаю, что на это повлияло больше — мое воспитание или же просмотренные шедевры западного синематографа, но осознание факта совершенного убийства не произвело на меня никакого ошеломляющего эффекта. Наоборот, я даже пожалел, что кинжал был только один, однако в маньяки себя записывать не спешил. Ведь, если разобраться, вышеназванные личности от лишения жизни своих жертв получают удовольствие, а я рассматривал это действие как средство достижения цели, поэтому только порадовался, что у меня крепкая психика.
И с этой мыслью незаметно нырнул в сон, который больше напоминал липкий кошмар, в который два дня назад отчего-то превратилась окружающая меня реальность.
Глава 4. Причина
Всю ночь я куда-то бежал, в кого-то швырялся кинжалами, которые постоянно летели не туда, куда нужно, а наутро проснулся совершенно разбитым. Заставив себя сделать полный комплекс разминочных упражнений, я ощутил значительное улучшение. Кровь побежала по жилам, мышцы уже не были ватными и работали, как полагается. И хотя лицо все еще саднило, правый глаз до конца не раскрывался, разбитые губы опухли, а ребра покрылись синяками, я признал, что могло быть гораздо хуже.
При свете солнца я сумел рассмотреть сокамерников, в числе который оказался тот мужик, который сумел вместе со мной убежать с места побоища, и бомж, все еще сидевший рядом с отхожим углом и, по всей видимости, не испытывавший от этого ни малейшего дискомфорта. На лицах этих двоих тоже были заметны следы побоев и подсохшие кровавые разводы, демонстрирующие, что стражники их вниманием не обделили. Антон с утречка пораньше попытался завести старую песню о главном, но я послал его известным сексуальным маршрутом, и парень обиженно заткнулся. Был бы он вчера таким настойчивым, может быть, наша затея провалилась бы не полностью. Но когда было нужно, парень струсил, а когда надобности нет — зачем-то строит из себя героя, готового к подвигам. И как ему самому не противно?
Несколько часов прошло в мучительных раздумьях. Мучительных — потому, что абсолютно безрезультатных. Я морщил лоб, напрягал извилины, но так и не смог придумать способ, который позволил бы мне отсюда выбраться. Все идеи, даже самые фантастические и авантюрные, при внимательном рассмотрении не давали мне и тени шанса на успех. Особенно сейчас, когда рядом не было хороших помощников. Оставив бесполезные размышления, я отметил, что время завтрака уже подошло, однако к нам пока никто не торопился. Что, неужто решили заморить узников голодом? А я ведь вчера даже поужинать не успел, в отличие от бомжа, оказавшегося самым умным.
Когда же, судя по ощущениям, время приблизилось к полудню, в темнице появились гости. Первым делом они открыли дверь соседней камеры, затем прозвучали несколько отрывистых команд, суть которых осталась за гранью моего понимания. Я старательно прислушивался к возне в коридоре, но долго гадать, что там происходило, не пришлось. Вскоре распахнулась дверь нашей камеры, и суровый стражник, показавшийся на пороге, что-то нам сказал. Бомж и мужик, подчиняясь приказу, сразу встали и вышли в коридор, мы с Антоном последовали их примеру. Там люди в балахонах связывали узникам руки одной длинной веревкой, располагая их на небольшом расстоянии друг от друга. Четверо из соседней камеры уже стояли в шеренге с хмурыми лицами, своими позами очень напоминая футболистов в момент пенальти.
Сперва захомутали мужика, а потом один из стражников ткнул меня древком копья. Я с готовностью протянул руки, постаравшись максимально их напрячь, чтобы в последствии веревка чуть меньше впивалась в запястья, и отметил, что узников вяжут на совесть. Такие узлы очень сложно распутать, а сама веревка хотя и тонкая, но довольно прочная. Не шелк, но что-то очень на него похожее. Такую порвать совсем не просто, хотя на зуб обязательно стоит попробовать — чтобы потом знать наверняка, можно ли ее перегрызть, и как быстро это получится.
Следующим связывали Антона, которому я нисколько не завидовал — ему досталось "почетное" место рядом с бомжом, чей уровень "благоухания" за время пребывания в камере только повысился. После ароматного субъекта стражники открыли еще одну дверь, за которой находились представительницы слабого пола. Их оказалось шесть — две женщины средних лет, одна худая девушка-подросток с испуганными глазами и три лохудры преклонного возраста, внешне напоминавшие нашего бомжика. Пока их связывали, я прикидывал дальнейшее развитие событий и строил планы.
Итак, похоже, заключенных собираются куда-то переводить. Именно поэтому всех так тщательно связывали, что было довольно предусмотрительно, ведь быстро бежать таким "паровозиком" абсолютно невозможно. Интересно только, куда и с какой целью? Повезут на продажу в качестве рабов? Если да, то это вполне приемлемо. Хоть быть рабом и унизительно, но в этом случае можно не опасаться смерти, так как любой хозяин должен заботиться о своем имуществе.
Идем дальше. При транспортировке шансы заключенных на побег слегка увеличиваются, поэтому нужно решить, стоит ли этим воспользоваться. Сейчас это однозначно не получится, так как стражников в темнице слишком много — аж восемь человек, которые точно не допустят никаких эксцессов. Но я предчувствую долгую дорогу, иначе зачем еще узников нужно было так спутывать? А в дороге может всякое произойти. Главное только не упустить удобную возможность, если таковая представится. И обязательно переговорить (или, правильнее сказать, перемахнуться?) с Архом, чтобы в случае чего действовать с вояками сообща.
Но мои надежды рухнули, когда стражники вывели из следующей камеры еще четверых заключенных, в числе которых оказался Арх с одним из приятелей. Воин сильно хромал, придерживая правую руку, сильно опухшую в районе плеча. Похоже, ему ее поломали. Либо случайно, либо намеренно, чтобы воин больше не помышлял о сопротивлении. Видимо, стражники все же догадались о том, кто затеял побег, так как все остальные пострадали куда меньше — хотя их лица были разбиты, но выносить никого не пришлось. Это только подтверждало версию с рабами — им не хотели нанести тяжелых увечий, значительно уменьшающих ценность товара.
Распахнув еще одну дверь, стражники добавили к цепочке последние четыре звена, а затем кто-то громко отдал команду, и все узники понуро двинулись к выходу. За дверью в конце коридора была не улица, а еще один, меньшего размера и с лестницей, ведущей наверх, затем большой холл и только потом за огромной дверью, которую стерегли двое магов, начинался большой мир. Он очень напоминал деревушку и состоял из пары десятков самых разнообразных одноэтажных строений, имевших ну очень непритязательный вид. Одним из них была конюшня, из которой сейчас люди в балахонах выводили оседланных лошадей.
Поглазев по сторонам, я смог оценить внешний вид тюрьмы. Ну, что сказать? Большое двухэтажное здание, которое можно было отнести к эпохе земного средневековья. Архитектурные украшения типа балконов, колонн и прочего отсутствовали, а окна оказались довольно узкими, больше напоминавшими бойницы. Крыша была плоской, никаких куполов и шпилей не наблюдалось, зато имелись две небольшие башенки с зубчиками, на одной из которых находился человек, внимательно следивший за действием, разворачивавшимся внизу.